Читать «В людях - русский и английский параллельные тексты» онлайн - страница 253

Максим Горький

When he sang, the workshop acknowledged him as its master; they were all drawn to him, followed the brief movements of his hands; he spread his arms out as if he were about to fly. Когда он пел, мастерская признавала его своим владыкой; все тянулись к нему, следя за широкими взмахами его рук, он разводил руками, точно собираясь лететь.
I believe that if he had suddenly broken off his song and cried, Я уверен, что если бы он, вдруг прервав песню, крикнул:
"Let us smash up everything," even the most serious of the workmen would have smashed the workshop to pieces in a few moments. "Бей, ломай всё!" - все, даже самые солидные мастера, в несколько минут разнесли бы мастерскую в щепы.
He sang rarely, but the power of his tumultuous songs was always irresistible and all-conquering. It was as if these people were not very strongly made, and he could lift them up and set them on fire; as if everything was bent when it came within the warm influence of that mighty organ of his. Пел он редко, но власть его буйных песен была всегда одинаково неотразима и победна; как бы тяжело ни были настроены люди, он поднимал и зажигал их, все напрягались, становясь в жарком слиянии сил могучим органом.
As for me, these songs aroused in me a hot feeling of envy of the singer, of his admirable power over people. A painful emotion flowed over my heart, making it feel as if it would burst. I wanted to weep and call out to the singers: У меня эти песни вызывали горячее чувство зависти к певцу, к его красивой власти над людьми; что-то жутко волнующее вливалось в сердце, расширяя его до боли, хотелось плакать и кричать поющим людям:
"I love you!" "Я люблю вас!"
Consumptive, yellow Davidov, who was covered with tufts of hair, also opened his mouth, strangely resembling a young jackdaw newly burst out of the Чахоточный, желтый Давидов, весь в клочьях волос, тоже открывал рот, странно уподобляясь галчонку, только что вылупившемуся из яйца.
These happy, riotous songs were only sung when the Cossack started them. More often they sang the sad, drawn-out one about the depraved people, and another about the forests, and another about the death of Alexander I, Веселые, буйные песни пелись только тогда, когда их заводил казак, чаще же пели унылые и тягучие о "бессовестном народе", "Уж как под лесом-лесочком" и о смерти Александра I:
"How our Alexander went to review his army." "Как поехал наш Лександра свою армию смотреть".
Sometimes at the suggestion of our best face painter, Jikharev, they tried to sing some church melodies, but it was seldom a success. Иногда, по предложению лучшего личника нашей мастерской Жихарева, пробовали петь церковное, но это редко удавалось.
Jikharev always wanted one particular thing; he had only one idea of harmony, and he kept on stopping the song. Жихарев всегда добивался какой-то особенной, только ему одному понятной стройности и всем мешал петь.
He was a man of forty-five, dry, bald, with black, curly, gipsy-like hair, and large black brows which looked like mustaches. Это был человек лет сорока пяти, сухой, лысый, в полувенце черных курчаво-цыганских волос, с большими, точно усы, черными бровями.
His pointed, thick beard was very ornamental to his fine, swarthy, unRussian face, but under his protuberant nose stuck out ferocious-looking mustaches, superfluous when one took his brows into consideration. Острая густая бородка очень украшала его тонкое и смуглое, нерусское лицо, но под горбатым носом торчали жесткие усы, лишние при его бровях.
His blue eyes did not match, the left being noticeably larger than the right. Синие глаза его были разны: левый - заметно больше правого.