That convulsive movement reminded me of the mad beggar, Igosha, "Death in his pocket." | Этот судорожный жест заставил меня вспомнить дурачка Игошу Смерть в Кармане. |
"Various kinds of reptiles swim in our muddy rivers, and make the water more turbid than ever," said Petr Vassilich. | - Плавают в мутной нашей речке разные налимы и всё больше мутят воду-то,- говорил Петр Васильев. |
The man who resembled a shopman asked quietly and gently: | Человек, похожий на приказчика, тихо и спокойно спросил: |
"Do you mean that for me?" | - Это ты - про меня, что ли? |
"And suppose I do mean it for you?" | - Хоть бы и про тебя... |
Then the man asked again, not loudly but very frankly: | Тогда человек еще спросил, негромко, но очень задушевно: |
"Well, and what have you to say about yourself, man?" | - Ну, а про себя как ты скажешь, человек? |
"What I have to say about myself, I say to God - that is my business." | - Про себя я только богу скажу - это мое дело... |
"No, man, it is mine also," said the new-comer solemnly and firmly. "Do not turn away your face from the truth, and don't blind yourself deliberately; that is the great sin towards God and your fellow-creatures!" | - Нет, человек, и мое тоже,- сказал новый торжественно и сильно.- Не отвращай лица твоего от правды, не ослепляй себя самонамеренно, это есть великий грех пред богом и людьми! |
I liked to hear him call Petr Vassilich "man," and his quiet, solemn voice stirred me. | Мне нравилось, что он называет Петра Васильева человеком, и меня волновал его тихий, торжественный голос. |
He spoke as a good priest reads, | Он говорил так, как хорошие попы читают |
"Lord and Master of my life," and bending forward, got off his chair, spreading his hands before his face: | "Господи, Владыко живота моего", и всё наклонялся вперед, съезжая со стула, взмахивая рукою пред своим лицом... |
"Do not judge me; my sins are not more grievous than yours." | - Не осуждай меня, я не грязнее тебя во грехе... |
The samovar boiled and hissed, the old valuer spoke contemptuously, and the other continued, refusing to be stopped by his words: | - Закипел самовар, зафыркал,- пренебрежительно выговорил старый начетчик, а тот продолжал, не останавливаясь на его словах: |
"Only God knows who most befouls the source of the Holy Spirit. It may be your sin, you book-learned, literary people. As for me, I am neither book-learned nor literary; I am a man of simple life." | - Только богу известно, кто боле мутит источники духа свята, может, это - ваш грех, книжные, бумажные люди, а я не книжный, не бумажный, я простой, живой человек... |
"We know all about your simplicity - we have heard of it - more than we want to hear!" | - Знаю я простоту твою, слыхал довольно! |
"It is you who confuse the people; you break up the true faith, you scribes and Pharisees. | - Это вы путаете людей, вы ломаете прямые-то мысли, вы, книжники и фарисеи... |
I- what shall I say? Tell me -" | Я - что говорю, скажи? |
"Heresy," said Petr Vassilich. The man held his hands before his face, just as if he were reading something written on them, and said warmly: | - Ересь! - сказал Петр Васильев, а человек, двигая ладонью перед лицом своим, точно читая написанное на ней, жарко говорил: |