| All this, together with the people and the horses, in spite of the movement, seemed to be motionless, or lazily moving round and round in one place to which it was fastened by invisible chains. | Всё это, вместе с людями, лошадьми, несмотря на движение, кажется неподвижным, лениво кружится на одном месте, прикрепленное к нему невидимыми цепями. |
| One felt suddenly that this life was almost devoid of sound, or so poor in sounds that it amounted to dumbness. | Вдруг почувствуешь, что эта жизнь - почти беззвучна, до немоты бедна звуками. |
| The sides of the sledges squeaked, the doors of the shops slammed, sellers of pies and honey cried their wares, but their voices sounded unhappy, unwilling. They were all alike; one quickly became used to them, and ceased to pay attention to them. | Скрипят полозья саней, хлопают двери магазинов, кричат торговцы пирогами, сбитнем, но голоса людей звучат невесело, нехотя, они однообразны, к ним быстро привыкаешь и перестаешь замечать их. |
| The church-bells tolled funerally. That melancholy sound was always in my ears. It seemed to float in the air over the market-place without ceasing from morning to night; it was mingled with all my thoughts and feelings; it lay like a copper veneer over all my impressions. | Похоронно гудят колокола церквей,- этот унылый звон всегда в памяти уха; кажется, что он плавает в воздухе над базаром непрерывно, с утра до ночи, он прослаивает все мысли, чувства, ложится пригнетающим медным осадком поверх всех впечатлений. |
| Tedium, coldness, and want breathed all around: from the earth covered with dirty snow, from the gray snow-drift on the roof, from the flesh-colored bricks of the buildings; tedium rose from the chimneys in a thick gray smoke, and crept up to the gray, low, empty sky; with tedium horses sweated and people sighed. | Скука, холодная и нудная, дышит отовсюду: от земли, прикрытой грязным снегом, от серых сугробов на крышах, от мясного кирпича зданий; скука поднимается из труб серым дымом и ползет в серенькое, низкое, пустое небо; скукой дымятся лошади, дышат люди. |
| They had a peculiar smell of their own, these people -the oppressive dull smell of sweat, fat, hemp oil, hearth-cakes, and smoke. It was an odor which pressed upon one's head like a warm close-fitting cap, and ran down into one's breast, arousing a strange feeling of intoxication, a vague desire to shut one's eyes, to cry out despairingly, to run away somewhere and knock one's head against the first wall. | Она имеет свой запах - тяжелый и тупой запах пота, жира, конопляного масла, подовых пирогов и дыма; этот запах жмет голову, как теплая, тесная шапка, и, просачиваясь в грудь, вызывает странное опьянение, темное желание закрыть глаза, отчаянно заорать, и бежать куда-то, и удариться головой с разбега о первую стену. |
| I gazed into the faces of the merchants, over-nourished, full-blooded, frost-bitten, and as immobile as if they were asleep. | Я всматриваюсь в лица купцов, откормленные, туго налитые густой, жирной кровью, нащипанные морозом и неподвижные, как во сне. |
| These people often yawned, opening their mouths like fish which have been cast on dry land. | Люди часто зевают, расширяя рты, точно рыбы, выкинутые на сухой песок. |
| In winter, trade was slack and there was not in the eyes of the dealer that cautious, rapacious gleam which somehow made them bright and animated in the summer. | Зимою торговля слабая, и в глазах торгашей нет того настороженного, хищного блеска, который несколько красит, оживляет их летом. |
| The heavy fur coats hampered their movements, bowed them to the earth. As a rule they spoke lazily, but when they fell into a passion, they grew vehement. I had an idea that they did this purposely, in order to show one another that they were alive. | Тяжелые шубы, стесняя движения, пригибают людей к земле; говорят купцы лениво, а когда сердятся - спорят; я думаю, что они делают это нарочно, лишь бы показать друг другу: мы -живы! |
