| The peasant moistened his finger as he turned over the leaves, and there was left a dark fingerprint where he had touched them. | Помуслив палец, мужик перевертывает страницу,-там, где он коснулся ее, остается темный снимок с пальца. |
| The shopman, gazing with an evil expression at the back of his head, said: | Приказчик, глядя в темя покупателя злым взглядом, говорит: |
| "The Holy Scriptures are all of the same age; the word of God does not change." | - Священное писание всё одной древности, господь слова своего не изменял... |
| "We know all about that; we have heard that! | - Знаем, слыхали! |
| God did not change it, but Nikon did." | Господь не изменял, да Никон изменил. |
| Closing the book, he went out in silence. 7 The Nikonites are the followers of Nikon, patriarch of Moscow, who objected to the innovation of Peter the Great in suppressing the patriarchate of Moscow, and establishing a State Church upon the lines of the old patriarchal church. They are also termed the Old Believers, who are split up into several extraordinary schisms which existed before and after the suppression of the patriarchate, but who, in the main, continue their orthodoxy. | И, закрыв книгу, покупатель молча уходит. |
| Sometimes these forest people disputed with the shopman, and it was evident to me that they knew more about the sacred writings than he did. | Иногда эти лесные люди спорили с приказчиком, и мне было ясно, что они знают писание лучше, чем он. |
| "Outlandish heathen!" grumbled the shop-man. | - Язычники болотные,- ворчал приказчик. |
| I saw also that, although new books were not to the taste of the peasants, they looked upon a new book with awe, handling it carefully, as if it were a bird which might fly out of their hands. | Я видел также, что, хотя новая книга и не по сердцу мужику, он смотрит на нее с уважением, прикасается к ней осторожно, словно книга способна вылететь птицей из рук его. |
| This was very pleasant to me to see, because a book was a miracle to me. In it was inclosed the soul of the writer, and when I opened it, I set this soul free, and it spoke to me in secret. | Это было очень приятно видеть, потому что и для меня книга - чудо, в ней заключена душа написавшего ее; открыв книгу, я освобождаю эту душу, и она таинственно говорит со мною. |
| Often old men and women brought books to sell printed in the old characters of the preNikonovski period, or copies of such books, beautifully made by the monks of Irgiz and Kerjentz. They also brought copies of missals uncorrected by Dmitry Rostovski, icons with ancient inscriptions, crosses, folding icons with brass mountings, and silver, eucharist spoons given by the Muscovite princes to their hosts as keepsakes. All these were offered secretly, from their hoards under the floor. | Весьма часто старики и старухи приносили продавать древнепечатные книги дониконовских времен или списки таких книг, красиво сделанные скитницами на Иргизе и Керженце; списки миней, не правленных Дмитрием Ростовским; древнего письма иконы, кресты и медные складни с финифтью, поморского литья, серебряные ковши, даренные московскими князьями кабацким целовальникам; всё это предлагалось таинственно, с оглядкой, из-под полы. |
| Both my shopman and his neighbor kept a very sharp lookout for such vendors, each trying to take them away from the other. Having bought antiques for anything up to ten rubles, they would sell them on the market-place to rich Old Ritualists for hundreds of rubles. | И мой приказчик и наш сосед очень зорко следили за такими продавцами, стараясь перехватить их друг у друга; покупая древности за рубли и десятки рублей, они продавали их на ярмарке богатым старообрядцам за сотни. |
