Читать «В людях - русский и английский параллельные тексты» онлайн - страница 163

Максим Горький

"The Moscow Gazette," the novels of Bashkov, Rokshnin, Rudinskovski, and other literature, for the nourishment of people who suffered from deadly dullness. "Московский листок" - романы Вашкова, Рокшанина, Рудниковского и прочую литературу для пищеварения людей, насмерть убиенных скукой.
I did not like reading aloud, for it hindered me from understanding what I read. But my employers listened attentively, with a sort of reverential eagerness, sighing, amazed at the villainy of the heroes, and saying proudly to one another: Мне не нравится читать вслух, это мешает мне понимать читаемое; но мои хозяева слушают внимательно, с некоторою как бы благоговейною жадностью, ахают, изумляясь злодейству героев, и с гордостью говорят друг другу:
"And we live so quietly, so peacefully; we know nothing of such things, thank God!" - А мы-то живём - тихо, смирно, ничего не знаем, слава те, господи!
They mixed up the incidents, ascribed the deeds of the famous brigand Churkin to the post-boy Thoma Kruchin, and mixed the names. When I corrected their mistakes they were surprised. Они путают события, приписывают поступки знаменитого разбойника Чуркина ямщику Фоме Кручине, путают имена; я поправляю ошибки слушателей, это очень изумляет их.
"What a memory he has!" - Ну, и память же у него!
Occasionally the poems of Leonide Grave appeared in "The Moscow Gazette." I was delighted with them. I copied several of them into a note-book, but my employers said of the poet: Нередко в "Московском листке" встречаются стихи Леонида Граве, мне они очень нравятся, я списываю некоторые из них в тетрадку, но хозяева говорят о поэте:
"He is an old man, you know; so he writes poetry." - Старик ведь, а стихи сочиняет.
"A drunkard or an imbecile, it is all the same." - Пьяница, полоумный, ему всё равно.
I liked the poetry of Strujkin, and the Count Memento Mori, but both the women said the verses were clumsy. Нравятся мне стихи Стружкина, графа Мементо-Мори, а женщины, и старая и молодая, утверждают, что стихи - балаганство.
"Only the Petrushki or actors talk in verse." - Это только петрушки да актёры стихами говорят.
It was a hard life for me on winter evenings, under the eyes of my employers, in that close, small room. Тяжёлые были мне эти зимние вечера на глазах хозяев, в маленькой, тесной комнате.
The dead night lay outside the window, now and again the ice cracked. The others sat at the table in silence, like frozen fish. Мёртвая ночь за окном; изредка потрескивает мороз, люди сидят у стола и молчат, как мороженые рыбы.
A snow-storm would rattle the windows and beat against the walls, howl down the chimney, and shake the flue-plate. The children cried in the nursery. I wanted to sit by myself in a dark corner and howl like a wolf. А то - вьюга шаркает по стёклам и по стене, гудит в трубах, стучит вьюшками; в детской плачут младенцы, хочется сесть в тёмный угол и, съёжившись, выть волком.
At one end of the table sat the women, knitting socks or sewing. At the other sat Victorushka, stooping, copying plans unwillingly, and from time to time calling out: В одном конце стола сидят женщины, шьют или вяжут чулки; за другим Викторушка, выгнув спину, копирует, нехотя, чертежи и время от времени кричит:
"Don't shake the table! - Да не трясите стол!
Goats, dogs, mice!" Жить нельзя, гвозди-козыри, собаки на мышах...
At the side, behind an enormous embroidery-frame, sat the master, sewing a tablecloth in cross-stitch. Under his fingers appeared red lobsters, blue fish, yellow butterflies, and red autumn leaves. В стороне, за огромными пяльцами, сидит хозяин, вышивая крестиками по холстине скатерть; из-под его пальцев появляются красные раки, синие рыбы, жёлтые бабочки и рыжие осенние листья.