Читать «В людях - русский и английский параллельные тексты» онлайн - страница 161

Максим Горький

If they had left off judging people, scolding them, jeering at them, they would have forgotten how to talk, would have been stricken with dumbness, and would not have been themselves at all. Если они перестанут судить людей, кричать, издеваться над ними - они разучатся говорить, онемеют, им не видно будет самих себя.
When a man is aware of himself, it must be through his relations with other people. Для того чтобы человек чувствовал себя, необходимо, чтобы он как-то относился к людям.
My employers could not behave themselves toward those about them otherwise than as teachers, always ready to condemn; and if they had taught somebody to live exactly as they lived themselves, to think and feel in the same way, even then they would have condemned him for that very reason. Мои хозяева не умели относиться к ближним иначе, как учительно, с осуждением, и если бы начать жить так же, как они, - так же думать, чувствовать, - всё равно они осуждали бы и за это.
They were that sort of people. Уж такие люди.
I continued to read on the sly. The old woman destroyed books several times, and I suddenly found my - self in debt to the shopkeeper for the enormous amount of forty-seven copecks. Я всячески исхитрялся читать, старуха несколько раз уничтожала книги, и вдруг я оказался в долгу у лавочника на огромную сумму в сорок семь копеек!
He demanded the money, and threatened to take it from my employers' money when they sent me to make purchases. Он требовал денег и грозил, что станет отбирать у меня за долг хозяйские, когда я приду в лавку за покупками.
"What would happen then?" he asked jeeringly. - Что тогда будет? - спрашивал он меня, издеваясь.
To me he was unbearably repulsive. Apparently he felt this, and tortured me with various threats from which he derived a peculiar enjoyment. When I went into the shop his pimply face broadened, and he would ask gently: Был он нестерпимо противен мне и, видимо, чувствуя это, мучил меня разными угрозами, с наслаждением особенным: когда я входил в лавку, его пятнистое лицо расплывалось, и он спрашивал ласково:
"Have you brought your debt?" - Долг принёс?
"No." - Нет.
This startled him. He frowned. Это его пугало, он хмурился.
"How is that? - Как же?
Am I supposed to give you things out of charity? Что же мне - к мировому подавать на тебя, а?
I shall have to get it from you by sending you to the reformatory." Чтобы тебя описали да - в колонию?
I had no way of getting the money, my wages were paid to grandfather. I lost my presence of mind. What would happen to me? Мне негде было взять денег - жалованье моё платили деду, я терялся, не зная - как быть?
And in answer to my entreaty that he wait for settlement of the debt, the shopkeeper stretched out his oily, puffy hand, like a bladder, and said: А лавочник, в ответ на мою просьбу подождать с уплатою долга, протянул ко мне масленую, пухлую, как оладья, руку и сказал:
"Kiss my hand and I will wait." - Поцелуй - подожду!
But when I seized a weight from the counter and brandished it at him, he ducked and cried: Но когда я схватил с прилавка гирю и замахнулся на него, он, приседая, крикнул:
"What are you doing? What are you doing? I was only joking." - Что, что ты, что ты - я шучу!