| Babbitt's party politely edged through them and into the whitewashed room, at the front of which was a dais with a red-plush throne and a pine altar painted watery blue, as used nightly by the Grand Masters and Supreme Potentates of innumerable lodges. | Бэббит и его спутники вежливо пробрались между ними в чисто выбеленную комнату, в конце которой стояли подмостки с красным плюшевым "троном" и сосновым "алтарем", выкрашенным в водянисто-голубой цвет - в такой обстановке ежевечерне выступают Великие Магистры и верховные чины бесчисленных братств и лож. |
| The hall was full. | Зал был полон. |
| As Babbitt pushed through the fringe standing at the back, he heard the precious tribute, | Прокладывая себе дорогу в толпе, стоявшей у входа, Бэббит услышал милый сердцу шепот: |
| "That's him!" | "Это он!" |
| The chairman bustled down the center aisle with an impressive, | Председатель с важным видом уже спешил ему навстречу по центральному проходу: |
| "The speaker? | - Докладчик? |
| All ready, sir! | Все готово, сэр. |
| Uh-let's see-what was the name, sir?" | Простите... м-мм... ваша фамилия? |
| Then Babbitt slid into a sea of eloquence: | И Бэббит поплыл по волнам красноречия: |
| "Ladies and gentlemen of the Sixteenth Ward, there is one who cannot be with us here to-night, a man than whom there is no more stalwart Trojan in all the political arena-I refer to our leader, the Honorable Lucas Prout, standard-bearer of the city and county of Zenith. | - Леди и джентльмены Шестнадцатого участка, к сожалению, сегодня здесь среди нас нет человека, который является самым закаленным троянцем на политической арене - я говорю о нашем лидере, достопочтенном Люкасе Прауте, знаменосце нашего города и всего Зенитского округа. |
| Since he is not here, I trust that you will bear with me if, as a friend and neighbor, as one who is proud to share with you the common blessing of being a resident of the great city of Zenith, I tell you in all candor, honesty, and sincerity how the issues of this critical campaign appear to one plain man of business-to one who, brought up to the blessings of poverty and of manual labor, has, even when Fate condemned him to sit at a desk, yet never forgotten how it feels, by heck, to be up at five-thirty and at the factory with the ole dinner-pail in his hardened mitt when the whistle blew at seven, unless the owner sneaked in ten minutes on us and blew it early! (Laughter.) To come down to the basic and fundamental issues of this campaign, the great error, insincerely promulgated by Seneca Doane-" | И так как его здесь нет, то я прошу разрешения, как ваш друг и сосед, как согражданин, гордящийся честью, выпавшей всем нам на долю -жить в нашем прекрасном городе Зените, рассказать вам искренне, честно и беспристрастно, как смотрит на перспективы этой важной избирательной кампании простой человек дела - человек, который вырос в бедности, знал физический труд и никогда, - даже теперь, обреченный судьбой сидеть за письменным столом, - никогда не забудет, что значит, черт возьми, вставать в пять тридцать и бежать на фабрику с котелком в мозолистой руке, чтобы поспеть ровно к семи, если только хозяин не обжуливал нас и не давал гудок на десять минут раньше (смех). Но, возвращаясь к основным и решающим вопросам этой избирательной кампании, скажу вам, что главная ошибка, на которую лицемерно толкает вас Сенека Доун... |
| There were workmen who jeered-young cynical workmen, for the most part foreigners, Jews, Swedes, Irishmen, Italians-but the older men, the patient, bleached, stooped carpenters and mechanics, cheered him; and when he worked up to his anecdote of Lincoln their eyes were wet. | Находились рабочие, которые издевались над Бэббитом - молодые циники, главным образом, из иностранцев: евреи, шведы, ирландцы, итальянцы. Но более пожилые, терпеливые, изнуренные и согнутые трудом плотники и механики, кричали Бэббиту "ура", а когда он доходил до анекдота про Линкольна, их глаза увлажнялись слезой. |
