| He marched upon them: Verona, a dumpy brown-haired girl of twenty-two, just out of Bryn Mawr, given to solicitudes about duty and sex and God and the unconquerable bagginess of the gray sports-suit she was now wearing. Ted-Theodore Roosevelt Babbitt-a decorative boy of seventeen. Tinka-Katherine-still a baby at ten, with radiant red hair and a thin skin which hinted of too much candy and too many ice cream sodas. | Все семейство уже собралось. Верона -толстенькая темноволосая девушка двадцати двух лет, только что окончившая Бринморский колледж и вечно занятая проблемами долга, религии, пола и заботой о том, что на ней так плохо сидит ее серый спортивный костюм; Тед -Теодор Рузвельт Бэббит, красивый семнадцатилетний мальчик, и Тинка - Кэтрин -совсем еще ребенок в свои десять лет, ярко-рыжая, с прозрачной кожей, по которой сразу было видно, что девочка ест слишком много конфет и мороженого. |
| Babbitt did not show his vague irritation as he tramped in. | Бэббит вошел в столовую шумно, но ничем не выказал раздражения. |
| He really disliked being a family tyrant, and his nagging was as meaningless as it was frequent. | Он никак не хотел быть тираном в своей семье и ворчал на них без всякой злобы, хотя и весьма часто. |
| He shouted at Tinka, | Тинке он, как всегда, крикнул: |
| "Well, kittiedoolie!" | "Здравствуй, тяпа-ляпа!" |
| It was the only pet name in his vocabulary, except the "dear" and "hon." with which he recognized his wife, and he flung it at Tinka every morning. | Это было единственное ласковое словечко в его словаре (не считая обращений "дорогая" и "душенька", которые относились к жене), и каждое утро он приветствовал Тинку этим восклицанием. |
| He gulped a cup of coffee in the hope of pacifying his stomach and his soul. | Первую чашку кофе он проглотил залпом, надеясь, что душа и желудок сразу успокоятся. |
| His stomach ceased to feel as though it did not belong to him, but Verona began to be conscientious and annoying, and abruptly there returned to Babbitt the doubts regarding life and families and business which had clawed at him when his dream-life and the slim fairy girl had fled. | Желудок и вправду перестал казаться чужим, но тут Верона начала какой-то сугубо "душеспасительный" и нудный разговор, и сразу к Бэббиту вернулись все те сомнения, касавшиеся жизни вообще, и семьи, и работы, которые грызли его с утра, когда отошел сон и улетела тоненькая юная волшебница. |
| Verona had for six months been filing-clerk at the Gruensberg Leather Company offices, with a prospect of becoming secretary to Mr. Gruensberg and thus, as Babbitt defined it, "getting some good out of your expensive college education till you're ready to marry and settle down." | Вот уже полгода, как Верона служит регистраторшей в конторе кожевенной компании Грюнсберга, в надежде стать секретаршей самого мистера Грюнсберга, и Бэббит всегда твердил: "Пока ты не вышла замуж и не устроилась, пусть будет хоть какой-нибудь прок от твоего высшего образования, которое стоило таких денег". |
| But now said Verona: | И вдруг Верона заявляет: |
| "Father! I was talking to a classmate of mine that's working for the Associated Charities-oh, Dad, there's the sweetest little babies that come to the milk-station there!-and I feel as though I ought to be doing something worth while like that." | - Знаешь, отец, я говорила со своей подружкой по колледжу, она работает в Объединении благотворительных обществ - ах, папочка, ты бы посмотрел, каких чудных ребятишек приносят на молочную кухню! - так вот я считаю, что мне тоже надо заняться чем-нибудь таким, стоящим! |
| "What do you mean 'worth while'? | - То есть как это "стоящим"? |
