| Serizy, as calm as if he were sitting in his place in council, clutched his chair to force himself to show us an unmoved countenance, while sweat stood over the brows bent by so much hard thought. | Серизи сидел в креслах, сдержанный, точно в Государственном совете, желая обмануть нас наружным спокойствием. Но капли пота выступили на этом лбу, склонившемся под тяжестью такого усилия. |
| - Worn out by want of sleep, I dozed from five till half-past seven, and I had to be here by half-past eight to warrant an execution. | Побежденный сном, я задремал и проспал от пяти до половины восьмого, а в половине девятого я уже должен был явиться сюда, чтобы отдать приказ о казни. |
| Take my word for it, Monsieur Camusot, when a judge has been toiling all night in such gulfs of sorrow, feeling the heavy hand of God on all human concerns, and heaviest on noble souls, it is hard to sit down here, in front of a desk, and say in cold blood, | Поверьте, господин Камюзо, когда судья блуждает всю ночь в безднах страдания, чувствуя на делах человеческих тяжесть десницы господней, разящей самые благородные сердца, наутро ему чрезвычайно трудно сесть за этот вот стол и хладнокровно сказать: |
| 'Cut off a head at four o'clock! | "В четыре часа отсеките этому человеку голову! |
| Destroy one of God's creatures full of life, health, and strength!'- And yet this is my duty! | Уничтожьте божье создание, полное жизни, силы, здоровья!" А меж тем такова моя обязанность!.. |
| Sunk in grief myself, I must order the scaffold -- | Раздавленный горем, я должен отдать приказ установить эшафот. |
| "The condemned wretch cannot know that his judge suffers anguish equal to his own. | Осужденный не знает, что и судью гнетет смертная тоска. |
| At this moment he and I, linked by a sheet of paper -I, society avenging itself; he, the crime to be avenged - embody the same duty seen from two sides; we are two lives joined for the moment by the sword of the law. | В это мгновение, связанные листком бумаги, я -общество, которое мстит, он - преступление, которое несет возмездие, мы оба являем собою два лика одного и того же долга, два существования, соединенные на миг мечом закона. |
| "Who pities the judge's deep sorrow? | Но глубочайшая скорбь судьи... кого она печалит? |
| Who can soothe it? | И кто ее утешит?.. |
| Our glory is to bury it in the depth of our heart. | Доблесть наша в том, чтобы похоронить ее глубоко в сердце! |
| The priest with his life given to God, the soldier with a thousand deaths for his country's sake, seem to me far happier than the magistrate with his doubts and fears and appalling responsibility. | Священник, посвятивший жизнь богу, солдат, тысячу раз умирающий за отечество, по моему мнению, счастливее судьи с его вечными сомнениями, опасениями, с его страшной ответственностью. |
| "You know who the condemned man is?" Monsieur de Granville went on. "A young man of seven-and-twenty - as handsome as he who killed himself yesterday, and as fair; condemned against all our anticipations, for the only proof against him was his concealment of the stolen goods. | - Вам известно, кто должен быть казнен? -продолжал генеральный прокурор. - Молодой человек двадцати семи лет, красавец собою, как и наш вчерашний самоубийца, белокурый, как он; нам отдали эту голову вопреки нашим ожиданиям, ибо он был уличен только в укрывательстве! |
| Though sentenced, the lad will confess nothing! | Мальчуган не сознался, даже будучи осужден! |
| For seventy days he has held out against every test, constantly declaring that he is innocent. | Он более двух месяцев упорно утверждает, что невиновен, несмотря ни на какие испытания. |
