He expected to hear from Camusot, and the judge's message had plunged him into the involuntary suspense which waiting produces on even the strongest minds. | Он ожидал известий от Камюзо, и мысль о том, как тяжела обязанность судьи, повергла его в невольную задумчивость, которую ожидание навевает на людей самого твердого характера. |
He had been sitting in the window-bay of his private room; he rose, and walked up and down, for having lingered in the morning to intercept Camusot, he had found him dull of apprehension; he was vaguely uneasy and worried. | Он сидел в нише окна, в своем кабинете, потом встал и принялся ходить взад и вперед по комнате: Камюзо, которого он подстерег утром на пути в суд, оказался несообразительным, и он был раздосадован; смутные опасения тревожили генерального прокурора, он страдал. |
And this was why. | И вот почему. |
The dignity of his high functions forbade his attempting to fetter the perfect independence of the inferior judge, and yet this trial nearly touched the honor and good name of his best friend and warmest supporter, the Comte de Serizy, Minister of State, member of the Privy Council, Vice-President of the State Council, and prospective Chancellor of the Realm, in the event of the death of the noble old man who held that august office. | Его служебное положение запрещало ему посягать на независимость подчиненного ему судебного следователя, а в этом процессе дело шло о чести и достоинстве его лучшего друга, одного из его наиболее горячих покровителей, графа де Серизи, министра, члена тайного совета, вице-президента Г осударственно совета, будущего канцлера Франции в случае, если благородный старец, исполняющий эту высочайшую обязанность, вдруг умрет. |
It was Monsieur de Serizy's misfortune to adore his wife "through fire and water," and he always shielded her with his protection. Now the public prosecutor fully understood the terrible fuss that would be made in the world and at court if a crime should be proved against a man whose name had been so often and so malignantly linked with that of the Countess. | К несчастью, г-н де Серизи обожал свою жену, несмотря ни на что. Он всегда брал ее под свою защиту, и генеральный прокурора отлично понимал, какой страшный шум подымется в свете и при дворе по поводу преступления, совершенного человеком, имя которого так часто и так язвительно сочеталось с именем графини... |
"Ah!" he sighed, folding his arms, "formerly the supreme authority could take refuge in an appeal. Nowadays our mania for equality"- he dared not say for Legality, as a poetic orator in the Chamber courageously admitted a short while since -"is the death of us." | "Ах, - подумал он, скрестив руки, - когда-то властью короля можно было передать дело в высшую инстанцию... Наша мания равенства (он не осмелился сказать "законность", как об этом отважно заявил недавно в палате один поэт) погубит нашу эпоху". |
This noble magistrate knew all the fascination and the miseries of an illicit attachment. | Достойный судебный деятель изведал утехи и горести запретных привязанностей. |
Esther and Lucien, as we have seen, had taken the rooms where the Comte de Granville had lived secretly on connubial terms with Mademoiselle de Bellefeuille, and whence she had fled one day, lured away by a villain. (See A Double Marriage.) | Эстер и Люсьен занимали, как было сказано, квартиру, где некогда де Гранвиль жил в тайном супружестве с мадемуазель де Бельфей и откуда она однажды убежала, соблазненная каким-то проходимцем. (См. Сцены частной жизни, Побочная семья.) |
At the very moment when the public prosecutor was saying to himself, | В ту минуту, когда генеральный прокурор говорил себя: |
"Camusot is sure to have done something silly," the examining magistrate knocked twice at the door of his room. | "Камюзо, наверно, сделал какую-нибудь глупость", - судебный следователь постучал два раза в дверь кабинета. |
"Well, my dear Camusot, how is that case going on that I spoke of this morning?" | - Ну, мой дорогой Камюзо, как идет дело, о котором я говорил с вами сегодня утром? |