Читать «Блеск и нищета куртизанок - английский и русский параллельные тексты» онлайн - страница 396

Оноре де Бальзак

To begin with, I must tell you that the hour of eleven on Monday morning, the thirteenth of May, is only the end of a long illness, which began on the day when, on the Terrace of Saint-Germain, you threw me back on my former line of life. Я должна сказать тебе, что сегодня, в понедельник тринадцатого мая, в одиннадцать часов утра, наступит лишь конец продолжительной болезни, которая началась в тот день, когда с Сен-Жерменских высот вы вернули меня к прежней моей жизни... Душа заболевает, как и тело.
The soul may be sick, as the body is. But the soul cannot submit stupidly to suffering like the body; the body does not uphold the soul as the soul upholds the body, and the soul sees a means of cure in the reflection which leads to the needlewoman's resource - the bushel of charcoal. Но душа не позволяет себе мучиться так глупо, как мучается тело; тело не поддерживает душу, как душа поддерживает тело - у нее есть возможность излечить себя размышлением, которое приводит нас к жаровне с углями, излюбленному средству швеек.
You gave me a whole life the day before yesterday, when you said that if Clotilde still refused you, you would marry me. Ты подарил мне целую жизнь, сказав позавчера, что если Клотильда еще раз тебе откажет, ты женишься на мне.
It would have been a great misfortune for us both; I should have been still more dead, so to speak - for there are more and less bitter deaths. Но это было бы великое несчастье для нас обоих! Жизнь моя была бы, как говорят, горше горького, ибо смерть, так или иначе, всегда горька.
The world would never have recognized us. Никогда свет не признал бы нас.
"For two months past I have been thinking of many things, I can tell you. Вот уже два месяца, как я размышляю, и о многом, знаешь ли!
A poor girl is in the mire, as I was before I went into the convent; men think her handsome, they make her serve their pleasure without thinking any consideration necessary; they pack her off on foot after fetching her in a carriage; if they do not spit in her face, it is only because her beauty preserves her from such indignity; but, morally speaking they do worse. Некая бедная девушка валяется в грязи, как я до моего поступления в монастырь; мужчины находят ее красивой, они принуждают ее служить их утехам и, отнюдь не утруждая себя внимательностью к ней, отсылают ее домой пешком, хотя приезжали с нею на карете; если ей не плюют в лицо, то лишь потому, что от оскорбления ее защищает красота; но в смысле нравственном они поступают хуже.
Well, and if this despised creature were to inherit five or six millions of francs, she would be courted by princes, bowed to with respect as she went past in her carriage, and might choose among the oldest names in France and Navarre. Так вот! Унаследуй эта девушка пять-шесть миллионов, и ее будут домогаться принцы, ей станут почтительно кланяться, когда она проедет мимо в своей карете, она вольна будет выбирать мужа среди стариннейших родов Франции и Наварры.
That world which would have cried Raca to us, on seeing two handsome creatures united and happy, always did honor to Madame de Stael, in spite of her 'romances in real life,' because she had two hundred thousand francs a year. Тот самый свет, который сказал бы нам, двум красивым, любящим и счастливым существам: Рака! - постоянно приветствовал госпожу де Сталь, несмотря на ее похождения, потому что у нее было двести тысяч ливров годового дохода.
The world, which grovels before money or glory, will not bow down before happiness or virtue - for I could have done good. Oh! how many tears I would have dried - as many as I have shed - I believe! Свет, склоняющийся перед Деньгами или Славой, не желает склоняться перед Счастьем и Добродетелью; а ведь я творила бы добро... О, сколько слез осушила бы я!.. Столько же, думаю, сколько я их пролила сама!
Yes, I would have lived only for you and for charity. Да, я желала бы жить только ради тебя и дел милосердия.