| An inexhaustible love for him lay concealed in her heart in the midst of continual hatred, jealousy, and contempt. | В ней таилась какая-то нестерпимая любовь к нему, среди беспрерывной ненависти, ревности и презрения. |
| She would not let a speck of dust fall upon him, coddled him up for twenty-two years, would not have slept for nights together if there were the faintest breath against his reputation as a poet, a learned man, and a public character. | Она охраняла его от каждой пылинки, нянчилась с ним двадцать два года, не спала бы целых ночей от заботы, если бы дело коснулось до его репутации поэта, ученого, гражданского деятеля. |
| She had invented him, and had been the first to believe in her own invention. | Она его выдумала и в свою выдумку сама же первая и уверовала. |
| He was, after a fashion, her day-dream.... But in return she exacted a great deal from him, sometimes even slavishness. | Он был нечто вроде какой-то ее мечты... Но она требовала от него за это действительно многого, иногда даже рабства. |
| It was incredible how long she harboured resentment. | Злопамятна же была до невероятности. |
| I have two anecdotes to tell about that. | Кстати уж расскажу два анекдота. |
| IV | IV |
| On one occasion, just at the time when the first rumours of the emancipation of the serfs were in the air, when all Russia was exulting and making ready for a complete regeneration, Varvara Petrovna was visited by a baron from Petersburg, a man of the highest connections, and very closely associated with the new reform. | Однажды, еще при первых слухах об освобождении крестьян, когда вся Россия вдруг взликовала и готовилась вся возродиться, посетил Варвару Петровну один проезжий петербургский барон, человек с самыми высокими связями и стоявший весьма близко у дела. |
| Varvara Petrovna prized such visits highly, as her connections in higher circles had grown weaker and weaker since the death of her husband, and had at last ceased altogether. | Варвара Петровна чрезвычайно ценила подобные посещения, потому что связи ее в обществе высшем, по смерти ее супруга, всё более и более ослабевали, под конец и совсем прекратились. |
| The baron spent an hour drinking tea with her. | Барон просидел у нее час и кушал чай. |
| There was no one else present but Stepan Trofimovitch, whom Varvara Petrovna invited and exhibited. | Никого других не было, но Степана Трофимовича Варвара Петровна пригласила и выставила. |
| The baron had heard something about him before or affected to have done so, but paid little attention to him at tea. | Барон о нем кое-что даже слышал и прежде или сделал вид, что слышал, но за чаем мало к нему обращался. |
| Stepan Trofimovitch of course was incapable of making a social blunder, and his manners were most elegant. | Разумеется, Степан Трофимович в грязь себя ударить не мог, да и манеры его были самые изящные. |
| Though I believe he was by no means of exalted origin, yet it happened that he had from earliest childhood been brought up in a Moscow household-of high rank, and consequently was well bred. He spoke French like a Parisian. | Хотя происхождения он был, кажется, невысокого, но случилось так, что воспитан был с самого малолетства в одном знатном доме в Москве и, стало быть, прилично; по-французски говорил, как парижанин. |
| Thus the baron was to have seen from the first glance the sort of people with whom Varvara Petrovna surrounded herself, even in provincial seclusion. | Таким образом, барон с первого взгляда должен был понять, какими людьми Варвара Петровна окружает себя, хотя бы и в губернском уединении. |
| But things did not fall out like this. | Вышло, однако, не так. |
