Читать «Антониони об Антониони» онлайн - страница 202

Микеланджело Антониони

— Цветами надо любоваться, а не нюхать их,— ответила она и отвела взгляд. Тут как раз и нашел на нее один из таких моментов, о которых я уже говорил.

Сегодня, когда я это пишу, мне припоминается, что я тогда подумал, наблюдая за ней. Ну чем не сюжет для фильма? Мысль возникла из предчувствия, что Грэту я больше не увижу, но что так или иначе она останется в моих воспоминаниях на всю жизнь.

Я понимаю, что тема эта недостаточно кинематографична, и все-таки мне всегда хотелось сделать фильм о потоке чувств, который один человек может передать другому и который этот другой проносит в себе вот так, через годы. Он подхватил этот поток, прочувствовал, приспособился к нему, то есть позволил ему стать частью его личной жизни, а потом, с течением времени, зачеркнул. Какой абсурд: никто не пытается сохранить чувства, мы расшвыриваемся ими, а сами постепенно

Тот кегельбан над Тибром

превращаемся в производное всех тех встреч, которые у нас были в жизни. Только сомножители этого производного утрачены.

Стены небольшого зала, где мы разместились, обшиты деревом, столы и стулья тоже деревянные, массИ:вные, печь облицована изразцами, понизу тянется лавка, а наверху устроена лежанка. Обстановка настолько традиционная, что хочется сразу уйти: тирольский стиль подходит только тирольцам. А вот капитан, похоже, чувствует себя здесь как дома. Заказывает сосиски, ветчину, шпиг, пиво и тминный хлеб. Белобрысый записывает заказ и исчезает. Я подхожу к Грэте, а она, полуобернувшись ко мне, объясняет:

— Это дом Андреа Хофера. Ты знаешь, кто такой Андреа Хофер? '

Я знаю. Это тирольский патриот, расстрелянный в. Мантуе по доносу. Знаю я и то, что доносчика звали Шраффл и что владелец этой гостиницы тоже Шраффл. Мне не известно только, является ли толстяк-хозяин наследником того печально известного Шраффла. Однако у него вид человека, стыдящегося своего имени, кажется, что печать этого стыда лежит даже на стенах гостиницы.

Дом хорошо сохранился. Внутренняя деревянная обшивка удачно сочетается со светлыми наружными стенами. На подоконниках неизменные горшки с геранью, крыша с крутым скатом — черная, и ее чернота сливается с чернотой неба.

В дверях вновь поямяется белобрысый. Грэта идет ему навстречу и обменивается с ним парой коротких фраз. Парень выходит, Г рэта следует за • ним, а я — за ней. Он подводит нас к какой-то двери и открывает ее. Мы попадаем в темную комнату. Щелкает выключатель. В углу комнаты со •знаменем в руке стоит Андреа Хофер. Это статуя в натуральную величину из раскрашенного дерева, до того отполированная и гладкая, что кажется восковой, и потому впечатление такое, будто перед нами Андреа Хофер собственной персоной. На стенах выцветшие гравюры. Хофер выступает с речью, Хофер на тайной сходке, Хофер перед взводом наполеоновских солдат — в синей форме и с длиннющими винтовками — в тесном дворике казармы, напоминающей