| That's a most puzzling expression for a natural science man, do you understand? | Это, понимаете, для естественника затруднительное выражение. |
| What sort of thing is the soul?" said Katavasov, smiling. | Что же это такое душа? -- улыбаясь, сказал Катавасов. |
| "Oh, you know!" | -- Ах, вы знаете! |
| "No, by God, I haven't the faintest idea!" said Katavasov with a loud roar of laughter. | -- Вот, ей-богу, ни малейшего понятия не имею!--с громким смехом сказал Катавасов. |
| "'I bring not peace, but a sword,' says Christ," Sergey Ivanovitch rejoined for his part, quoting as simply as though it were the easiest thing to understand the very passage that had always puzzled Levin most. | -- "Я не мир, а меч принес", говорит Христос, -- с своей стороны возразил Сергей Иваныч, просто, как будто самую понятную вещь, приводя то самое место из евангелия, которое всегда более всего смущало Левина. |
| "That's so, no doubt," the old man repeated again. He was standing near them and responded to a chance glance turned in his direction. | -- Это так точно, -- опять повторил старик, стоявший около них, отвечая на случайно брошенный на него взгляд. |
| "Ah, my dear fellow, you're defeated, utterly defeated!" cried Katavasov good-humoredly. | -- Нет, батюшка, разбиты, разбиты, совсем разбиты! -- весело прокричал Катавасов. |
| Levin reddened with vexation, not at being defeated, but at having failed to control himself and being drawn into argument. | Левин покраснел от досады, не на то, что он был разбит, а на то, что он не удержался и стал спорить. |
| "No, I can't argue with them," he thought; "they wear impenetrable armor, while I'm naked." | "Нет, мне нельзя спорить с ними, -- подумал он, -на них непроницаемая броня, а я голый". |
| He saw that it was impossible to convince his brother and Katavasov, and he saw even less possibility of himself agreeing with them. | Он видел, что брата и Катавасова убедить нельзя, и еще менее видел возможности самому согласиться с ними. |
| What they advocated was the very pride of intellect that had almost been his ruin. | То, что они проповедывали, была та самая гордость ума, которая чуть не погубила его. |
| He could not admit that some dozens of men, among them his brother, had the right, on the ground of what they were told by some hundreds of glib volunteers swarming to the capital, to say that they and the newspapers were expressing the will and feeling of the people, and a feeling which was expressed in vengeance and murder. | Он не мог согласиться с тем, что десятки людей, в числе которых и брат его, имели право, на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают волю и мысль народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве. |
| He could not admit this, because he neither saw the expression of such feelings in the people among whom he was living, nor found them in himself (and he could not but consider himself one of the persons making up the Russian people), and most of all because he, like the people, did not know and could not know what is for the general good, though he knew beyond a doubt that this general good could be attained only by the strict observance of that law of right and wrong which has been revealed to every man, and therefore he could not wish for war or advocate war for any general objects whatever. | Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей в народе, в среде которого он жил, и не находил этих мыслей в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того, в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей. |
