Читать «_Каппони В., Новак Т., Сам себе Взрослый, Ребенок и Родитель» онлайн - страница 8

Между тем, если не человечеству в целом, то, по крайней мерс, вышеупомянутым потенциально подопытным младенцам крайне повезло, что пожелание Уотсона не было удовлетворено. Дилетанту, знакомящемуся с психологическими теориями, может показаться, что они создавались на хорошей методологической научной базе. И что в данном случае использована модель исследования, такая же, скажем, как в современной физике, хотя в данном случае речь идет не об ускорителях микрочастиц или чувствительных приборах для детектирования нейтрино. Человек — существо хрупкое, и в подобного рода приборы его нельзя поместить без угрозы для жизни. К тому же он достаточно велик по своим размерам, и нет необходимости высматривать его, как некую микрочастицу. Однако мы вправе предположить, что при создании какой-либо теории необходимо располагать энным количеством эмпирических данных, то есть, по меньшей мере, провести наблюдения или эксперименты с определенным — по возможности большим — числом испытуемых лиц.

В исследованиях, посвященных изучению человеческой души, дело порой обстоит несколько иначе. Например, что касается вышеназванного профессора Уотсона, коему при всем желании невозможно отказать в авторстве многих идей, оказавших влияние на теорию психологии нашего столетия и сохранивших свою актуальность по сей день, злые языки поговаривали, будто свои исследования он проводил на одном-единственном испытуемом индивиде. Точнее говоря, на младенце, являвшемся отпрыском секретарши кафедры, на которой работал ученый. Еще более острые на язычок люди прибавляли, что из якобы достоверных источников стало известно, что вторым родителем ребенка был сам Уотсон. Из всего этого будто бы вышел скандал, в итоге приведший к тому, что сей славный ученый муж ушел (вынужден был уйти) из означенного университета. На данном факте мы остановились вовсе не для того, чтобы бросить тень на прославленного психолога. Просто он служит своего рода иллюстрацией к возникновению современной теории о душе человека, когда в распоряжении самого человека было не больше научных данных, нежели у его предков, живущих в древнегреческих Афинах.

В своих основных положениях бихевиоризм поначалу был ближе к учению Аристотеля — мол, в человеке заключено доброе начало, и все сводится к тому, как он сумеет этим распорядиться. В дальнейшем в теории бихевиоризма нашли свое отражение и идеи Платона. Позднее, с использованием методологического аппарата современной науки (когда теория, по крайней мере, больше не выстраивалась на основании изучения поведения одного-единственного младенца), были получены такие данные, которые уже не вмещались в рамки упрощенной модели «человек — машина», то есть какого-либо банального механизма, стандартно реагирующего на импульсы. Уотсон уповал на всемогущий тренаж: И в этом он уподобляется И. П. Павлову. Словом, если Уотсон, Павлов или кто-либо еще выдрессирует вас посредством неустанного повторения одного и того же действия, то при вспышке зеленого света у вас непременно начнут течь слюнки. Получается, что можно научить людей чему угодно. Позднее, конечно, выяснилось, что далеко не во всем люди удовлетворяют положениям данной теории. Особенно заметно это было в тех случаях, когда речь шла о каких-либо более сложных и по-че-