Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 71

И, как дым, вытечет, высквозит: "вырвется, курясь, из прорв".

Эпоха дымится на третьем плане. Под сполохи "Девятьсот пятого года" и

"Лейтенанта Шмидта" идет эпический "Спекторский". Вот как "мы все это

видели и переживали". Роман в стихах. "Осень, старость, муть. Горшки и

бритвы, щетки, папильотки". "Березы, метлы, голодранцы, афиши, кошки и

столбы"... "Клозеты, стружки, взрывы, перебранки, рубанки, сурик, сальная

пенька" ... "В квартиру нашу были, как в компотник, набуханы продукты разных

сфер: швея, студент, ответственный работник, певица и смирившийся эсер..."

Страница 85

Изюм из сайки. Разборка гардероба. Вещевой хлам "породистого" семейства. Из

этой пены, как Афродита, является в "Спекторском" чуть измененная и

переименованная Марина Цветаева. Та самая Цветаева, которая в ту самую пору

открывает Мандельштаму мир старинной Московии и изначальной русскости, и

тот внимает.

Этот - проскваживает мимо:

Ломбардный хлам смотрел еще серее,

Последних молний вздрагивала гроздь,

И оба уносились в эмпиреи,

Взаимоокрылившись, то есть врозь...

Скользящая неуязвимость. Учтивая независимость. Ни "русскость", ни

"европейскость" здесь не задерживаются. Все "хлам".

Если же попробуют втянуть в это хламное существование?

Тогда ты в крик. Я вам не шут! Насилье!

Я жил как вы. Но отзыв предрешен:

История не в том, что мы носили,

А в том, как нас пускали нагишом.

"Оголено до бессмыслицы"... История шелухой слетает с человека. Там -

тьма, сумрак ночи. И там - невозможно прояснить что-либо: социально ли, национально, конфессионально, культурно... Можно только очертить тайну

магическим кругом.

Пастернак говорит: "пространство". ("Пространство", которое "требует

поэм"). Говорит: "век" ("век теней"). Говорит: "ребус". (Над ним бьются, он

ускользает, оставляя "подоплеки" и "подлоги").

А революция?

А революция - это прежде всего "весть", принесенная вралем. "Уж ты и спишь, и смерти ждешь. Рассказчику ж и горя мало: в ковшах оттаявших галош

припутанную к правде ложь глотает платяная вошь и прясть ушами не устала."

Этот натюрморт явно мечен февралем 1917-го, но еще более мечен -

стилистикой всегдашнего внешне случайного пастернаковского натюрморта.

Только "подметенные полы" уже дополнены "лужами", которые скоро сменятся

и "выводком кровавых лужиц", таким же анонимно узорным, а там все

опутается "красными нитями" проводов, несущих "весть" о неразгаданном

смысле. Картины революции, запечатленные в поэмах Пастернака, могут

показаться апологетическими, но это обман зрения. Поэмы действительно

перенасыщены фактурой, вошедшей впоследствии в мифологию большевизма, но это - общий информационный фон того времени; тогда об этом писали

практически все. Со временам упрощенная до катехизиса система эпизодов, в

разработке которой Пастернак активно участвует, перейдет в "Краткий курс", но

Страница 86

к Пастернаку все это будет иметь не большее отношение, чем погода. Ибо не

"содержание" революционных событий - суть его поэм, а "подача" этого

содержания, те нюансы "формы", которые на стандартном фоне и составляют

подлинный смысл высказываний.