Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 46

Я чувствую, что дни мои пусты...

1930 год:

И встреча с новой молодежью

Без милосердья, без святынь

Наполнит сердце наше дрожью

И жгучим ужасом пустынь...

1933 год:

Не страшно умереть, а скучно:

Смерть - прекращение всего,

Что было, может быть, созвучно

Глубинам духа твоего.

Блок был только внешне прав, сказав, что Северянин - поэт БЕЗ ТЕМЫ.

Северянин - поэт без пристанища, без социальной и психологической прописки, и эта неприкаянность есть его ТЕМА. Можно сказать, что Северянин - жертва

"всемирное", "космичности", "всесветное " и прочих аналогичных поветрий, охвативших на переломе к XX веку русскую (и мировую) поэзию. Самая

беззащитная жертва и самая - по наивности - невинная.

В сущности, он изначально чувствует себя - "никем" (то есть "всем"). Он

жалуется, что ему "скучно в иностранах", но где бы он ни приземлился "от

Бергена и до Каира" (в мыслях) или "в смрадной Керчи" (реально),- внутренне

он все равно пребывает "в иностранах", и, кажется, счастлив: "Весь я в чем-то

норвежском! Весь я в чем-то испанском!".

Не дает ему судьба ни Норвегии, ни Испании. А Германию дает. Первый раз

Страница 54

прихлопывают его немцы в марте 1918 года в дачной Тойле и отправляют в

Таллин по этапу, на пару недель. Второй раз они его прихлопывают - двадцать

три года спустя там же, в Таллине.

Что пишет умирающий Северянин в 1941 году в оккупированной

гитлеровцами Эстонии, мы не знаем; возможно, ему уже не до стихов. В 1918 он

пишет:

Прощайте, русские уловки:

Въезжаем в чуждую страну...

Бежать нельзя: вокруг винтовки.

Мир заключен, и мы в плену.

История вынуждает поэта, прятавшегося в "луны плерезах", спуститься на

землю.

Он спускается и пробует сориентироваться. С Германией - "не по пути". С

Францией - тоже: "суха грядущая Россия для офранцуженных гостей". Вообще с

Европой "русскому сыну природы", "варвару, азиату" делать нечего: "Всех

соловьев практичная Европа дожаривает на сковороде". И Америка тоже:

"Америка! злой край, в котором машина вытеснила дух."

Эти инвективы выглядят довольно умозрительно: в них нет ни ярости, с

которой клеймит Европу-Америку Маяковский, ни горечи, с которой вживается

в западную жизнь Ходасевич. Что делать в этих декорациях соловью, который

привык обитать "нигде"? "Что делать в разбойное время поэту, поэту, чья лира

нежна?" Куда податься - "мы так неуместны, мы так невпопадны среди

озверелых людей..."

В зрители, только в зрители:

Вселенная - театр. Россия - это сцена.

Европа - ярусы. Прибалтика - партер.

Америка - "раек"! Трагедия - "Гангрена"

Актеры - мертвецы. Антихрист - их премьер.

Но поскольку виноваты "все", и одновременно все "правы", Антихрист

неотличим от Христа. "Гангрена" ползет по всему телу. "Партер" оказывается

продолжением "сцены". Мертвецы-актеры открывают в зрителе то, что прежде

было прикрыто иронией.

Мне хочется уйти куда-то,

В глаза кому-то посмотреть,

Уйти из дома без возврата

И там - там где-то умереть...

Страница 55

Где - "там"? Куда - "уйти"? Ведь УЖЕ УШЕЛ - из дому, из проклятой, варварской, азиатской страны. Ведь ее как бы и не было - ни в стихе, ни в