Читать «Microsoft Word - ЛЕВ АННИНСКИЙ» онлайн - страница 26

- вы находите этой схватке контекст не в исторических хрониках, а именно

там, куда Хлебников незаметно нас отсылает: "Делибаш уже на пике, а казак без

головы". Иногда сомнамбулический молчун выдает такие отсылы: к Пушкину, к

Тютчеву, а из современников - к Маяковскому. Эти отсылы - ремарки для

сопоставления по контрасту. Пушкин и делибашем, и казаком любуется с

мыслью о гармонии - у Хлебникова ни гармонии, ни любования. Он пишет

кровавые картины с "восточной" непроницаемостью, но заводная неуемность

выдает динамику души совершенно "западную", соединение же этих начал -

загадка интонации (она же загадка гения). Там, где Мандельштам впадает в

ужас, а Блок - в отчаяние, а Маяковский - в ярость, а Пастернак - в восторг, а

Ходасевич - в желчную издевку, а Цветаева - в апокалиптическое неистовство, а

Ахматова - в царственный гнев, а Есенин - в мстительное ликование,- там

Хлебников созерцает жизнь с каменным лицом, и только в уголке рта есть что-

то... то ли джиокондовская улыбка, то ли складка боли... бесовский розыгрыш?..

божья шутка?

Котенку шепчешь: "Не кусай".

Когда умру, тебе дам крылья.

Уста напишет Хокусай,

А брови - девушки Мурильо.

Усмешка на устах повешенного... Зачеловеческие сны. Абракабра, детский

лепет: "Бобэоби... Вээоми..." И вдруг - мгновенный, как удар молнии, отсыл к

Тютчеву: " Так на холсте каких-то соответствий вне протяжения жило Лицо".

"...И Божий Лик изобразится в них",- за три четверти века до Хлебникова

предсказывал автор "Последнего катаклизма" разлив вод по всему, что зримо

вокруг.

Видение вод, затопляющих все зримое,- хлебниковский лейтмотив (у него и

Россия - "завет морского дна"), но "Божьим ликом" эту загадку не покрыть: богу, как и людям, Хлебников революционным жестом дает вольную (на фоне

Маяковского, который в это время грозится выпустить Всевышнему кишки,-

верх сдержанности).

Бога нет, но что-то есть,- на сей раз обопремся на Толстого. Что-то есть в

сознании Хлебникова, что позволяет ему с немеряной выси созерцать кровавую

кашу жизни: историю, где люди режут людей, как солому, природу, где звери

жрут друг друга, разымая трупы на суставы (и тут посыл: вперед -

Заболоцкому).

Вокруг невидимого центра и жизнь, и история ходят кругами, циклами.

Исчислению этих циклов Хлебников отдает львиную долю своих усилий.

"Через два раза в одиннадцатой... гора черепов битвы в полях Куликова... Через

Страница 30

два в одиннадцатой... выросла в шлеме сугробов Москва". Поэзии это

пифагорейство придает веру в какой-то всеобщий, неохватный, всеобъемлющий

закон, которому должно подчиняться все. В лоне такого закона все всему

подобно и все во все переходит, так что в известном смысле нет различия между

людьми и животными, между живыми и мертвыми, между прошедшим, настоящим и будущим, ибо важнее нечто, к чему сводится все.

Иногда Хлебников называет это: общий множитель. "Общий множитель, сохраняющий меня, Солнце, небо, жемчужную пыль". Иногда - общий строй

времен, "подобный общему закону тяготения". Иногда - рок. Иногда - мировой

разум. "Некоторое... протяженное многообразие, непрерывно изменяющееся".