Читать «Из лекций "Понятия монархии и республики"» онлайн - страница 20

будет утверждать, что присяга монархиста заменяет ему родину - веру -

совесть - честь - и достоинство. Но это означало бы только, что такой

человек совсем не знает, какова природа и в чем значение этих начал; он не

понимает, что присяга и монархическое правосознание покоятся на этих

функциях духа, вытекают из них, суть видоизменение их, питаются и держатся

ими и теряют без них весь свой смысл. Это нелепо, бессмысленно, извращенно и

гибельно - чувствовать, жить и говорить так: родины я не признаю, но монарху

своему я верен (тогда это не монарх, а кондотьер - это присяга не царю, а

наемному предводителю ландскнехтов, в авантюристическую свиту которого

записался присягавший). Или: веры у меня нет, Бога не имею, но религиозный

акт клятвы на верность вождю связывает меня. Такой человек не мог присягать

- а монарх не мог принять такой присяги; у него нет духовного органа для

присяги, ему нечем присягнуть - не словами же и не пальцами руки; и как

будет религиозно верен человек, который готов менять свою веру по приказу

светского владыки? Верить по приказу нельзя; по приказу можно только

симулировать веру; верным на смерть можно быть, по-видимому, и из чисто

моральных, религиозно безразличных убеждений - но тогда мораль заменяет

веру, становится верой человека и несет ее функции. Можно представить себе, что у кого-нибудь от всей веры только и осталось, что присяга королю и

верность ему - но тогда самая присяга и верность его построены на болоте и

напоминают собою пристрастие и идолопоклонство. Нелепо говорить - присяга

поглотила мою совесть, ибо это значит признать себя готовым на бессовестные

поступки по чужому приказу [Венецианский посол при дворе французского короля

Франциска I пишет: “Отныне королевская власть - все, даже в деле правосудия: никто не осмелился бы слушаться своей совести, если бы для этого пришлось

ослушаться своего государя” (Ардашев, 108)]. В виде курьеза или чудовища

можно представить себе такого Лепорелло, такого раба в услужении у Цезаря

Борджиа, такого Малюту Скуратова или Ваську Грязного [Малюта Скуратов

(Скуратов-Бельский Григорий Лукьянович) (?-1573) - думный боярин, приближенный Ивана Грозного, глава опричного террора. Грязной Василий

Григорьевич - приближенный и любимец Ивана Грозного. Участвовал вместе с

Малютой Скуратовым, Афанасием Вяземским и другими во многих злодеяниях в

период опричнины] - но монархизм ли это? Не унизительный ли сервилизм? Честь

родит и питает присягу - или присяга есть источник чести? Честное слово

бесчестного человека? И какая ценность присяги, данной человеком, лишенным

чувства собственного достоинства? Словом: присяга предполагает, что человек

есть духовное существо и этой духовностью осмысливается и питается; присяга

есть проявление естественного правосознания человека и его религиозности - и

потому она не может ни поглотить их, ни погасить, ни отменить.

Мне могут еще сказать, что в таком случае у подданного остается как бы

право контроля над монархом; что он каждый раз обязан рассматривать приказы

монарха с точки зрения своих верований и воззрений; что это есть своего рода