Читать «Из лекций "Понятия монархии и республики"» онлайн - страница 18

Царь, извращающий, роняющий, унижающий собственное звание - нуждается со

стороны подданных не в повиновении, а в воспитывающем его неповиновении.

Есть случаи, когда подданный, будучи монархистом, обязан дерзать и не

повиноваться - не уклоняясь трусливо, не симулируя повиновение, а открыто и

обоснованно отказываясь повиноваться [У графа А. К. Толстого Дружина Морозов

и Репнин, правдивый князь].

2. Отсюда второй принцип: повиновение кончается не там, где подданный

думает, что он имеет право не повиноваться, но там, где он глубоко убежден в

том, что неповиновение становится его священной обязанностью. Сознание права

и сознание обязанности духовно и практически неравноценны вообще в жизни

человека; пользование правом есть вопрос усмотрения; осуществление

обязанности сопровождается чувством невозможности (несмения) иначе

действовать; поэтому идея обязанности повышает критерий, вызывает более

глубокую проверку, приводит в движение последнюю, верную и священную

духовную глубину души. Этим я утверждаю, что неповиновение монарху может

стать и бывало много раз в истории - обязанностью подданного. Для тех, кто

еще сомневается: подданный обязан менять веру по приказу монарха? значит, и

поклоняться идолам? Ни христианин, ни верующий человек (ни один) ни

чувствовать, ни думать так не может. Это будет не монархизм, а сервилизм, низкопоклонничество, пресмыкательство, раболепство - извращение

монархического правосознания и правосознания вообще; поставление

человеческого выше Божьего.

Еще добавочный критерий: тот, кто ссылается на свое право

неповиновения - тот обычно будет склонен уклониться от неприятных

последствий этого неповинующегося поступка; ибо за пользование своим правом

неприятных последствий не причитается; и тогда это не право, а лишенность

или ограниченность права. Но тот, кто ссылается на свою обязанность

неповиновения, тот имеет столь существенные и сильные мотивы неповиновения, которые обычно ведут его к готовности стать за своим поступком, целиком

присутствовать в нем и отвечать за него; конечно, за исполнение обязанности, вытекающей из закона, неприятных последствий тоже не полагается; однако ясно

уже, что здесь дело идет не о законе государственном, а о

естественно-правовой обязанности.

Вот почему я бы считал правильным формулировать весь вопрос так: обязанность повиновения монарху всегда остается ограниченной, а

именно-ОБЯЗАННОСТЬЮ неповиновения ему. Именно здесь начинается тот предел, который отделяет подданного от раба, монархиста от льстеца, монархии от

тирании, государева советника от временщика, слугу родины от карьериста.

Именно из такого правосознания написаны эти обличительные, превосходные

строфы А. К. Толстого:

Вдруг гремят тулумбасы; идет караул,

Гонит палками встречных с дороги;

Едет царь на коне, в зипуне из парчи,

А кругом с топорами идут палачи,-

Его милость сбираются тешить,

Там кого-то рубить или вешать.