Читать «Из лекций "Понятия монархии и республики"» онлайн - страница 13

его врагов своими врагами, его друзей своими друзьями; даже уехать за ним в

ссылку. Но все это будет совершенно лишено публично-правового значения: это

будет делом личной дружбы или семейной преданности, но отнюдь не делом

государственной воли, чувства и правосознания. Верность Ласказа, последовавшего за Наполеоном на остров Св. Елены; верность камер-гусара

Струцкого, в объятиях которого скончался Фридрих Великий [Задыхаясь от

удушья, Фридрих Великий не мог уже ни лежать, ни сидеть в кресле; Струцкий, стоя на одном колене, посадил умирающего императора на другое, держа его за

спину и охваченный рукой Фридриха за шею,- и так держал его, облегчая ему

муку, два часа подряд, пока король не умер (Карлейль, “Friedrich”, 526)]; верность Татищева, Долгорукого, Боткина, Гендриковой и Шнейдер [Татищев Илья

Леонидович - генерал-адъютант. Добровольно отправился с царской семьей в

ссылку. По прибутии в Екатеринбург заключен в тюрьму и расстрелян.

Долгоруков Василий Александрович - князь, гофмаршал. Убит в Екатеринбурге

большевиками. Боткин Евгений Сергеевич - лейб-медик Николая II. Расстрелян

вместе с царской семьей. Гендрикова Анастасия Васильевна - графиня, личная

фрейлина императнрицы Александры Федоровны. По прибытии в Екатеринбург

заключена в тюрьму и расстреляна. Шнейдер Екатерина Адольфовна -

гоф-лектриса. Расстреляна в Екатеринбурге], погибших вместе с семьей

Государя Николая II,- все это есть явления или поступки государственного

значения, рыцарственные акты публичного правосознания. Различие ясно; и если

оно кому-нибудь все-таки не ясно, то это только означает, что он совсем не

представляет себе основной природы монархического правосознания.

И вот именно для монархического правосознания, утверждающего себя в

верности не государственному о ргану, а лицу, живому человеку, его семье и

его роду (именно потому, что это лицо, и семья, и род - по природе своей, по

крови своей - уже получили и имеют пожизненно государственное призвание, право и обязанность нести власть и бремя верховного государственного органа

в этой стране) - для монархического правосознания имеется сложный и трудный

вопрос о пределах своей верности монарху, о возможном диспенсировании

(отвязании, угашении) своей обязанности пожизненно служить монарху. Это

проблема отнюдь не выдуманная, не подсказанная тайным республиканством, не

внушенная скрытым бонапартизмом. Вряд ли кто заподозрит во всем этом преп.

Иосифа Волоцкого. Однако и он не только ставил этот вопрос, но и давал ему

острое, прямое, недвусмысленное разрешение. Описавши нрав порочного царя, одержимого скверными страстями, грехами и неверием, он договаривает: “Таковый царь не Божий слуга, но диаволь, и не царь, но мучитель; …и ты

убо такового царя или князя да не послушаеши, на нечестие и лукавьство

приводяща тя, аще мучить, аще смертию претить”… И заключает: “сице

подобает служити царем и князем” [“Просветитель”, Слово Седьмое].

Для того, чтобы сразу и недвусмысленно поставить этот вопрос, приведу

пример из истории Византии. В середине IX века при императоре Михаиле, прозванном Пьяницей, когда государством фактически правил дядя Михаила -