Читать «Голос и ничего больше» онлайн - страница 143

а не другие? Кажется, что мы оказываемся здесь перед проблемой, поставленной Лейбницем: необходима достаточная причина, чтобы перейти от потенциальности к действительности. Бог, согласно Лейбницу, анализировал все потенции и, начиная с выбора всех возможных слов, создал только это, несомненно мудро выбрав самое лучшее (вопреки Вольтеру). Кто же выбирает из числа бесконечных звуковых соответствий? Они не являются достаточными сами по себе, им не хватает достаточной причины, должен существовать принцип, который бы останавливал их плавание. Безусловно, есть законы, которые управляют звуковыми контаминациями, «мне только кажется, что их действия недостаточно для того, чтобы нарушить правильное течение речи»³⁵. Для обозначения этого принципа Фрейд использует термин «бессознательное желание».

Но каков его статус? Может, это всего лишь предшествующая независимая данность, которая ожидает удобного случая, чтобы предъявить себя? Поводов, безусловно, более чем достаточно. Но это сделало бы из бессознательного желания что-то отдельное и отчлененное от языка, независимую тенденцию, которая использовала бы язык как средство и свой материал для «самовыражения». Откуда бы он происходил? Он мог бы появиться как лейбницевский principium reddendae rationis, принцип достаточного основания, обеспечивающий достаточное основание для оговорок,

сновидений, симптомов, — всему этому, кажется, не хватает именно достаточного основания, этих тонких трещинок непредвиденного, которое не владеет твердым фундаментом и появляется как чистый излишек, избыток без прикрытия. Мы могли бы сформулировать проблему невроза в лейб-ницевских терминах: у всего есть достаточное основание — кроме меня, кроме моей оговорки, моего симптома, моего страдания, моего наслаждения. Как я могу оправдать свое существование? Непосильную задачу в мире достаточных оснований? Может ли бессознательное желание служить именем для достаточного основания в отношении всего, чему достаточного основания не хватает? Можем ли мы видеть в нем ratio, анализирующий все потенциальные оговорки и мудро выбирающий лучшее?

Очевидно, что связь между языком и желанием гораздо более деликатная и интимная, их переплетение не может быть распутано. Желание возникает в ходе и поддерживается бессознательными встречами, этой частью голоса в означающем, и нет никакого способа выделить его из этой сети как независимую силу, поместить где-то за пределами языка, откуда она могла бы управлять отдельными случаями оговорок как их причина. Здесь имеет место странная петля в причинности, согласно которой желание — такой же результат оговорки, как и его причина. Оно возникает лишь посредством оговорки как ее результат и в круговой петле задним числом становится ее причиной, оно создает свое предшествование и читается лишь ретро-

спективно, оно не предсуществует где-то в другом месте, откуда оно могло бы манипулировать языком и использовать его как средство для своих конкретных целей. В конце концов, оно совпадает с непредсказуемой природой самого языка, с его звуковыми эхо и отражениями, его созвучиями. Оно не проистекает из некоторых глубин бессознательных порывов, напротив, все эти желания должны быть интерпретированы как обратные эффекты чего-то абсолютно поверхностного, случайное резонирование голоса в означающем, как складка, морщинка, сгиб языка (если использовать превосходный делёзовский термин), его нарост.