Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 147

Ирина Николаевна Кнорринг

Так не похожие на жалость.

15/ III, 1928

«Пора, пора, мой нежный друг…»

Пора, пора, мой нежный друг,

Мой тихий друг — пора.

Здесь только крест из цепких рук

Над «завтра» и «вчера».

Здесь только матовый рассвет —

(Который день подряд),

И бред, неповторимый бред,

И тонкий, сладкий яд.

И утром, чуть сверкнёт заря,

Кричит на башне медь,

Что больше нечего терять,

И нечего жалеть.

Пусть гордо лжёт её набат

Над площадью пустой.

Но взгляд твой, неподвижный взгляд,

Уже совсем не твой.

Пора, пора! Как пуст наш дом,

Безмолвны вечера,

И руки сложены крестом

Над «завтра» и «вчера».

И вновь над площадью с утра

Кричит, рыдая, медь,

Что нет ни «завтра», ни «вчера»,

Что нечего жалеть.

Есть только боль тупых утрат,

Пустые вечера,

И взгляд — недвижный взгляд с утра,

И грустное — пора!

16/ III, 1928

«Я накопила приметы…»

Я накопила приметы —

Много тревожных примет:

Будет холодное лето,

Матовый, облачный свет.

Будут задорные блески

В землю опущенных глаз,

Ветер запутает дерзко

Смысл незаконченных фраз.

Не повторённые встречи,

Не утаённая грусть,

Слабые, узкие плечи

Примут непрошенный груз.

В новой, приниженной жизни,

В неумолимой борьбе

Будут рассказы о ближних

И никогда о себе.

Длинные, цепкие руки

Сдавят до боли виски.

Мир потускнеет от скуки

И небывалой тоски.

Встанут забытые лица,

Кто и зачем — не пойму.

Дом, где так трудно забыться,

Станет похож на тюрьму.

Будут бессонные ночи —

Много тревожных ночей —

И неразборчивый почерк

При осторожной свече…

В полдень томленья и лени,

Как и в былые года,

Вдаль от парижских строений

Будут скользить поезда.

И на поляне в Медоне

У белоствольных берёз

Сердце впервые застонет

От накопившихся слёз.

Горечь, обиды и цепи.

Кто их сумеет нести!

И не услышанный лепет:

«Было. Не будет. Прости!»

3/ IV, 1928

«Воздух светлый и пряный. Осталась ли…»

Воздух светлый и пряный. Осталась ли

В этом сердце былая весна?

Я опять говорю об усталости,

Я опять безнадёжно больна.

Дни и ночи мои исковерканы,

Застывает бессильная кровь.

Разобью своё круглое зеркало

И осколками брошу в любовь.

Прихотливая жизнь обошла меня,

Я сама (но об этом молчи!)

Озарю себя маленьким пламенем

Одинокой и бледной свечи.

3/ IV, 1928

«Сохрани мои горькие бредни…»

Сохрани мои горькие бредни,

Как бесценный подарок прими.

В тот безумный. Постыдный. Последний,

Так случайно загаданный миг.

Всё прости, всё, что будет и было,

Сам ведь знаешь, что скоро уйду,

Иссякает последняя сила,

Как вода в обмелевшем пруду.

Я уйду — навсегда, без возврата —

От тебя, от родных, от друзей.

Вспомнишь: красные перья заката

И отчаянье серых камней.

Ты останешься — друг суеверный,

Неуверенный, бледный, ничей —

Чтобы плакать за тёмной вечерней

И бояться бессонных ночей.

И, слоняясь путями ночными,

В мёртвой схватке с печальной судьбой,

Сохрани моё горькое имя,

Как последнюю, вечную боль.

8/ IV, 1928

«Жизнь идёт — и, слава Богу…»

Жизнь идёт — и, слава Богу.

Дни безбурны и ясны.

Заползает к нам в берлогу