Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 147
Ирина Николаевна Кнорринг
Так не похожие на жалость.
«Пора, пора, мой нежный друг…»
Пора, пора, мой нежный друг,
Мой тихий друг — пора.
Здесь только крест из цепких рук
Над «завтра» и «вчера».
Здесь только матовый рассвет —
(Который день подряд),
И бред, неповторимый бред,
И тонкий, сладкий яд.
И утром, чуть сверкнёт заря,
Кричит на башне медь,
Что больше нечего терять,
И нечего жалеть.
Пусть гордо лжёт её набат
Над площадью пустой.
Но взгляд твой, неподвижный взгляд,
Уже совсем не твой.
Пора, пора! Как пуст наш дом,
Безмолвны вечера,
И руки сложены крестом
Над «завтра» и «вчера».
И вновь над площадью с утра
Кричит, рыдая, медь,
Что нет ни «завтра», ни «вчера»,
Что нечего жалеть.
Есть только боль тупых утрат,
Пустые вечера,
И взгляд — недвижный взгляд с утра,
И грустное — пора!
«Я накопила приметы…»
Я накопила приметы —
Много тревожных примет:
Будет холодное лето,
Матовый, облачный свет.
Будут задорные блески
В землю опущенных глаз,
Ветер запутает дерзко
Смысл незаконченных фраз.
Не повторённые встречи,
Не утаённая грусть,
Слабые, узкие плечи
Примут непрошенный груз.
В новой, приниженной жизни,
В неумолимой борьбе
Будут рассказы о ближних
И никогда о себе.
Длинные, цепкие руки
Сдавят до боли виски.
Мир потускнеет от скуки
И небывалой тоски.
Встанут забытые лица,
Кто и зачем — не пойму.
Дом, где так трудно забыться,
Станет похож на тюрьму.
Будут бессонные ночи —
Много тревожных ночей —
И неразборчивый почерк
При осторожной свече…
В полдень томленья и лени,
Как и в былые года,
Вдаль от парижских строений
Будут скользить поезда.
И на поляне в Медоне
У белоствольных берёз
Сердце впервые застонет
От накопившихся слёз.
Горечь, обиды и цепи.
Кто их сумеет нести!
И не услышанный лепет:
«Было. Не будет. Прости!»
«Воздух светлый и пряный. Осталась ли…»
Воздух светлый и пряный. Осталась ли
В этом сердце былая весна?
Я опять говорю об усталости,
Я опять безнадёжно больна.
Дни и ночи мои исковерканы,
Застывает бессильная кровь.
Разобью своё круглое зеркало
И осколками брошу в любовь.
Прихотливая жизнь обошла меня,
Я сама (но об этом молчи!)
Озарю себя маленьким пламенем
Одинокой и бледной свечи.
«Сохрани мои горькие бредни…»
Сохрани мои горькие бредни,
Как бесценный подарок прими.
В тот безумный. Постыдный. Последний,
Так случайно загаданный миг.
Всё прости, всё, что будет и было,
Сам ведь знаешь, что скоро уйду,
Иссякает последняя сила,
Как вода в обмелевшем пруду.
Я уйду — навсегда, без возврата —
От тебя, от родных, от друзей.
Вспомнишь: красные перья заката
И отчаянье серых камней.
Ты останешься — друг суеверный,
Неуверенный, бледный, ничей —
Чтобы плакать за тёмной вечерней
И бояться бессонных ночей.
И, слоняясь путями ночными,
В мёртвой схватке с печальной судьбой,
Сохрани моё горькое имя,
Как последнюю, вечную боль.
«Жизнь идёт — и, слава Богу…»
Жизнь идёт — и, слава Богу.
Дни безбурны и ясны.
Заползает к нам в берлогу