Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 148
Ирина Николаевна Кнорринг
Запах пыли и весны.
Мы вдвоём молчим часами,
Ты устал, а я — больна.
И сплетается над нами
Темнота и тишина.
За иголкой шёлк змеится,
Золото и бирюза, —
А когда сомкнёшь ресницы —
Нити яркие в глазах.
Где-то светит вера в чудо
И в безумие весны.
Пусть теперь другие будут
Видеть огненные сны.
Нам с тобой навек — заботы
И бескрылые мечты.
И ещё — боязнь чего-то,
Что страшнее пустоты.
И порой со дна ущелий,
Жутко леденя виски,
Лезет в двери, в окна, в щели
Запах пыли и тоски.
«Всюду пахнет мохнатой сиренью…»
Всюду пахнет мохнатой сиренью,
Даже в пыльном и душном метро.
Боль обид и тупые хотенья
Изживаем мы слишком остро.
Всё забыть, даже ложь и ошибки,
И в себе, и во всяком другом,
И встречаться спокойной улыбкой
С тем, кто прежде казался врагом.
Разве сердце — не жалкое слово?
Разве тяжесть весной не легка?
Ничего, если в рифму «весёлый»
Больно врежется слово — «тоска».
Ничего, если давит усталость
Молодой и улыбчивый рот,
Если душная, острая жалость
В неспокойное сердце вползёт.
Только дождик бесшумный и мелкий,
И безволье опущенных: рук,
Часовые, покорные стрелки
Обегают положенный круг.
Мы ночами беспомощно бредим,
Мы дрожали от мелких обид.
И предчувствие близкой трагедии
Как проклятье над нами висит.
«Я не спутаю строгие ритмы…»
Я не спутаю строгие ритмы,
Я не выйду на дикий простор,
И никто уже не объяснит мне
Непонятное слово — «восторг».
Я не крикну неистовым криком
На безлюдье больших площадей.
И в пролёты разрозненных дней
Никогда я не стану великой.
И в тумане последнего дня,
Без причины сгущая тревогу,
В тёмном зеркале, ровном и строгом,
Кто-то встанет — сильнее меня.
И с беспомощным, жалобным «грустно»
Больно шаркнет по глади стекла,
И промолвит смущённо и грустно:
«Умерла…»
«Мне о грустном хочется писать…»
Мне о грустном хочется писать,
Всё о смерти, о тоске последней.
Ты не трогай синюю тетрадь,
Не читай пугающие бредни.
Я когда-нибудь переменюсь,
Станет всё размеренно и просто,
И сменю волнующую грусть
На простое, ясное довольство.
«По тёмным расщелинам улиц…»
По тёмным расщелинам улиц,
В седых и бескрылых веках,
Проходит, неловко сутулясь,
Высокий, безликий монах.
Густеют и вьются туманы,
Над городом гаснет заря,
И серые крылья сутаны
Трепещут в пятне фонаря.
Высоким — крылатым — безумным,
Вселяющим путаный страх, —
Скользит он по улицам шумным,
Как чеховский Чёрный Монах.
И это был он тем скитальцем,
Пришедший великим постом,
Меня научивший бояться
И складывать руки крестом.
Я правду смешала со снами,
Забыла, что было вчера.
Я часто одними губами
Кому-то бросала: пора!
И в час, когда кружатся блики,
При бледной бескровной заре,
Я знаю, что этот Безликий
Стоит у закрытых дверей.
И сердце налито свинцом,
И я цепенею от страха,
Когда-нибудь встретить монаха
С закрытым навеки лицом.
«Веди меня по бездорожью…»
Веди меня по бездорожью,
Куда-нибудь, куда-нибудь.
