Читать «Записка о древней и новой России» онлайн - страница 8

его, наконец, возненавидели и, согласясь, что истинный сын

Иоаннов не мог бы попирать ногами святыню своих предков, 27

возложили руку на самозванца.

Сие происшествие имело ужасные следствия для России; могло

бы иметь еще и гибельнейшие. Самовольные управы народа бывают для

гражданских обществ вреднее личных несправедливостей, или

заблуждений государя. Мудрость целых веков нужна для утверждения

власти: один час народного исступления разрушает основу ее,

которая есть уважение нравственное к сану властителей. Москвитяне

истерзали того, кому недавно присягали в верности: горе его

преемнику и народу!

Отрасль древних князей суздальских и племени Мономахова,

Василий Шуйский, угодник царя Бориса, осужденный на казнь и

помилованный Лжедимитрием, свергнув неосторожного самозванца, в

награду за то приял окровавленный его скипетр от Думы Боярской и

торжественно изменил самодержавию, присягнув без ее согласия не

казнить никого, не отнимать имений и не объявлять войны. Еще имея

в свежей памяти ужасные исступления Иоанновы, сыновья отцов,

невинно убиенных сим царем лютым, предпочли свою безопасность

государственной и легкомысленно стеснили дотоле неограниченную

власть монаршую, коей Россия была обязана спасением и величием.

Уступчивость Шуйского и самолюбие бояр кажутся равным

преступлением в глазах потомства, ибо первый также думал более о

себе, нежели о государстве, и пленяясь мыслию быть царем, хотя и

с ограниченными правами, дерзнул на явную для царства опасность.

Случилось, чему необходимо надлежало случиться: бояре видели

в полумонархе дело рук своих и хотели, так сказать, продолжать

оное, более и более стесняя власть его. Поздно очнулся Шуйский и

тщетно хотел порывами великодушия утвердить колеблемость трона.

Воскресли древние смуты боярские, и народ, волнуемый на площади

наемниками некоторых коварных вельмож, толпами стремился к дворцу

кремлевскому предписывать законы государю. Шуйский изъявлял 28

твердость: «Возьмите венец Мономахов, возложенный вами на главу

мою, или повинуйтесь мне!», — говорил он москвитянам. Народ

смирялся и вновь мятежничал в самое то время, когда самозванцы,

прельщенные успехом первого, один за другим, на Москву

восставали. Шуйский пал, сверженный не сими бродягами, а

вельможами недостойными, и пал с величием, воссев на трон с

малодушием. В мантии инока, преданный злодеями в руки чужеземцам,

он жалел более о России, нежели о короне, с истинною царскою

гордостью ответствовал на коварные требования Сигизмундовы, и вне

отечества, заключенный в темницу, умер государственным

мученником.

Недолго многоглавая гидра аристократии владычествовала в

России. Никто из бояр не имел решительного перевеса; спорили и

мешали друг другу в действиях власти. Увидели необходимость иметь

царя и, боясь избрать единоземца, чтобы род его не занял всех

степеней трона, предложили венец сыну нашего врага, Сигизмунда,