Читать «Вполголоса» онлайн - страница 32

6 мая 1927

* * *

Лень Лене, лень Тесто месить, Лень Лене, лень Траву косить. Как перепрыгивает белочка С сосны на сосну, За рекой сопелочка Поет в лесу.

А в селе соседнем Купол горит, А в селе соседнем Колокол звенит, Но идти к обедне Лень Лене, лень, Лень, Лень.

28—29 мая 1927

* * *

Разве не было небо

Легче и голубей?

На подоконнике хлебом Кормили мы голубей.

И что-то по книжкам учили, И сердце пускалось вскачь, Когда «С анта-Лючию» Бродячий играл скрипач.

* * *

Одна лишь мне осталась услада, — Пой мне, дай мне наслушаться всласть! Хриплый голос у тебя. Так и надо.

Не воркует голубкою страсть.

И опять ты поешь «Шелмеверсты»*, И опять, черный ангел мой, Пропасть огненная разверста Этой ночью передо мной.

И опять у самого края, Околдованная, стою, Ради этого адского рая Загубляю душу свою.

«Шелмеверсты» — искаженные слова из народной цыганской песни «Шэл мэ вэрсты [прочиэле]» («Сто верст я [прошел]»).

* * *

За стеклом окна — стекло

Неба.

Ухицу заволокло

Снегом.

Только этот легкий снег

Не зимний.

И откуда этот снег, Скажи мне?

Тополевый ль это пух Разметан?

И взгрустнулось мне, мой друг, Отчего-то.

Будто летняя метель

В самом деле

Мне последнюю постель Стелет.

30 апреля 1927

Ворвался в мое безлюдье,

Двери высадил ногой.

Победителей не судят,

Своевольник молодой.

Что ж, садись и разглагольствуй, Будь как дома — пей и ешь, Юное самодовольство Нынче досыта потешь.

Опыт мой хотя и долог — Этот вид мне не знаком, И любуюсь, как зоолог Новоявленным зверьком.

С О 4> U я п а р н о к

* * *

Огромный город. Ветер. Вечер. Во мраке треплются огни, И ты, безумец, в первом встречном Идешь искать себе родни.

Смирись, поэт, и не юродствуй, Привыкни к своему сиротству И окриком не тормоши Тебе не внемлющей души.

Мы грохотом оглушены, И в этом городе огромном Грозней, пронзительнее грома Нам дуновенье тишины.

Минуту улови такую, Дождись, когда душа, тоскуя, Переплеснется через край, — И голос с тишиной сверяй.

Не надрывайся, не кричи, Но внятно выговори слово, Как говорил бы для глухого, Который в слуховой ночи Давно уж выкриков не слышит, А видит лишь, как слово дышит, Напором разомкнув своим Упорных губ тугой нажим.

14—15 декабря 1927

Коленями — на жесткий подоконник, И в форточку — раскрытый, рыбий рот! Вздохнуть... вздохнуть...

Так тянет кислород Из серого мешка еще живой покойник, И сердце в нем стучит: пора, пора! И небо давит землю грузным сводом, И ночь белесоватая сера, Как серая подушка с кислородом...

Но я не умираю. Я еще Упорствую. Я думаю. И снова Над жизнию моею горячо Колдует требовательное слово. И, высунувши в форточку лицо, Я вверх гляжу — на звездное убранство, На рыжее вокруг луны кольцо — И говорю так, никому, в пространство:

«Как в бане испаренья грязных тел, Над миром испаренья темных мыслей, Гниющих тайн, непоправимых дел Такой проклятой духотой нависли, Что, даже настежь распахнув окно, Дышать душе отчаявшейся — нечем!.. Не странно ли? Мы все болезни лечим: Саркому, и склероз, и старость... Но На свете нет еще таких лечебниц, Где лечатся от стрептококков зла...