Читать «Вполголоса» онлайн - страница 30

София Парнок

* * *

Не на храненье до поры, На жертвенник, а не в копилку, — В огонь, в огонь Израиль пылкий Издревле нес свои дары!

И дымный жертвенный пожар Ноздрям Господним был приятен Затем, что посвященный дар Поистине был безвозвратен.

Вы, пастыри Христовых стад, Купцы с апостольской осанкой! Что ваша жертва? Только вклад: Внесли и вынули из банка!

И оттого твой древний свет Над миром всходит вновь, Израиль, Что крест над церковью истаял И в этой церкви Бога нет.

* * *

И так же кичились они, И башню надменную вздыбили — На Господа поднятый меч.

И вновь вавилонские дни, И вот она, вестница гибели, — Растленная русская речь!

О, этот кощунственный звук, Лелеемый ныне и множимый, О, это дыхание тьмы!

Канун неминуемых мук!

Иль надо нам гибели, Боже мой, Что даже не молимся мы.

* * *

В те дни младенческим напевом Звучали первые слова, Как гром весенний, юным гневом Гремел над миром Егова,

И тень бросать учились кедры,

И Ева — лишь успела пасть,

И семенем кипели недра, И мир — был Бог, и Бог был страсть.

Своею ревностью измаял, Огнем вливался прямо в кровь...

Ужель ты выпил всю, Израиль, Господню первую любовь?

* * *

О, этих вод обезмолвленных За вековыми запрудами Тяжесть непреодолимая!

Господи! Так же мне! Трудно мне С сердцем моим переполненным, С музой несловоохотливой.

* * *

Как музыку, люблю твою печаль, Улыбку, так похожую на слезы, — Вот так звенит надтреснутый хрусталь, Вот так декабрьские благоухают розы.

Сентябрь 1923

Все выел ненасытный солончак. Я корчевала скрюченные корни Когда-то здесь курчавившихся лоз, — Земля корявая, сухая, в струпьях, Как губы у горячечной больной... Под рваною подошвою ступня Мозолилась, в лопату упираясь, Огнем тяжелым набухали руки, — Как в черепа железо ударялось. Она противоборствовала мне С какой-то мстительностью древней, я же Киркой, киркой ее — вот так, вот так, Твое упрямство я переупрямлю! Здесь резвый закурчавится горох, Взойдут стволы крутые кукурузы, Распустит, как Горгона, змеи-косы Брюхатая, чудовищная тыква.

Ах, ни подснежники, ни крокусы не пахнут Весной так убедительно весною, Как пахнет первый с грядки огурец!.. Сверкал на солнце острый клык кирки, Вокруг, дробясь, подпрыгивали комья, Подуло морем, по спине бежал И стынул пот студеной, тонкой змейкой, — И никогда блаженство обладанья Такой неомраченной полнотой И острой гордостью меня не прожигало... А там, в долине, отцветал миндаль И персики на смену зацветали.

1924 (?)

* * *

Ты надрываешься, мой брат, А я прислушиваюсь хмуро, Не верю я в благой твой мат С блистательной колоратурой.

Стыдливей мы на склоне лет, И слух мучительно разборчив, — Не верю в твой дремучий бред, И в задыхания, и в корчи.

27 ноября 1925

* * *

Налей мне, друг, искристого Морозного вина.

Смотри, как гнется истово Лакейская спина.

Пред той ли, этой сволочью — Не все ли ей равно?..

Играй, пускай иголочки, Морозное вино!

Все так же пробки хлопают, Струну дерет смычок, И за окошком хлопьями Курчавится снежок,