Читать «Барракуда forever» онлайн - страница 39

После полудня Александр иногда исчезал, и его место в классе пустовало. Где он был? Он никогда не рассказывал. По нашему молчаливому уговору я с самого начала старался не проявлять любопытства, зато другие одноклассники донимали его расспросами. Он, как всегда, не говорил ни слова, на него выливался поток презрения и подозрительности, и по школе расползались самые невероятные слухи о нем.

После каждого исчезновения у него появлялись разные вещички, которые он тщательно прятал от всех, но иногда позволял ими полюбоваться. Это были красные и золотые нашивки, эмблемы футболистов и всякие такие штуки. Однажды вечером я даже с восхищением сказал ему:

— Какой красивый брелок! Я бы тоже такой хотел. Везет тебе!

— Может, и правда везет, — прошептал он.

Я толком не мог понять, почему так привязался к Александру. Может, меня притягивала, словно заколдованное сокровище, его причудливая шапка. Или скрытая тоска, о которой кричало его молчание. Или странное увлечение насекомыми. Или ненасытный интерес к приключениям Наполеона. Он ждал моих рассказов, словно очередного журнала с продолжением захватывающего романа, у которого не должно, не может быть конца. Мне казалось, только он способен понять поступки деда и вдвоем мы сумеем уберечь их от забвения.

Я без устали рассказывал Александру о былых поединках Наполеона, о реве толпы, о пустых раздевалках, о договорных боях. Благодаря мне он побывал в тренировочных залах Бруклина, постиг многие боксерские хитрости. Я ловко нанизывал слова, кое-что приукрашивал, кое-что добавлял от себя. Я сочинял для него историю жизни Наполеона бок о бок с Рокки в те годы, когда дед жил в Америке. Мы шли по Бродвею следом за ними. Я говорил Александру, что не стоит унывать, Наполеон найдет слабое место у сегуна и вернется к нам, став еще сильнее.

И всякий раз Александр доставал из кармана очередной шарик.

— Ты так хорошо рассказывал, возьми шарик.

* * *

Теперь я проводил гораздо больше времени дома. Как-то в воскресенье вечером мама показала мне сценки из нашей жизни, которые зарисовывала год за годом. Одни она набрасывала с натуры, другие изображала, повинуясь настойчивым, но не всегда внятным указаниям памяти.

— А это ты помнишь? — спросила она.

Момент, когда папа обнаружил подаренный Наполеоном галстук. На рисунке папа выглядел очень гордым. Его глаза блестели, как у ребенка, который распаковывает рождественские подарки. Может, мама преувеличила охватившую его радость?

— А вот это на следующий день, уже после конференции! Обстановка изменилась.

Папа в гневе тряс галстуком перед дедом, который прыскал со смеху. Я почти слышал яростные вопли отца и ликующий смех моего императора.

Но вскоре, рассматривая рисунки один за другим, я вдруг понял кое-что, и это ошеломило меня. Наполеон постарел. Его кожа покрылась морщинами, и это не ускользнуло от чуткого маминого взгляда, щеки впали, прямые и сильные на первых рисунках плечи постепенно стали покатыми, а глаза, его блестящие озорные глаза с каждым следующим рисунком все больше тускнели. Время, запечатленное в реальности на бумаге, плавно и неумолимо текло вперед. Насколько он настоящий, из плоти и крови, казался мне бессмертным и непобедимым, настолько на рисунках выглядел хрупким и уязвимым.