Читать «Два детства» онлайн - страница 32

— Мед на воротах не висит, его добывают. Отцу-то не бегать бы с товарищами по деревням, а припасать. Ура прокричал, а теперь ребятишек побираться послал.

Я не знал, что мне делать. Чашка в руках стала скользкой и ненужной. Трудно стоять под тяжелым взглядом. Лелька положила немного в чашку, я перешагнул высокий порог, а в притвор двери проскочили страшные слова:

— Плодится нищета, как черва на капусте, мутит народ. Поприрезать бы эту голытьбу, голоштанников поубавить!

Не велика чашка, и меду-то там кусочек, пропитанный ненавистью к отцу, к людям. Оттого-то трудно нести ее домой.

Взволнованно живет деревня. Много новостей, свежих мыслей принесли с войны солдаты, партизаны, окончившие боевые походы. Жизнь повернулась к людям острой гранью. Одни рассматривают ее со страхом, другие — с ненавистью, третьи — с пристальным любопытством. Размежевалась деревня, выпрямились кривые улочки, сразу стало хорошо видно, кто где живет.

В нашей семье жизнь тоже надтреснула.

Зимний вечер. Читаю сказку про слепого старика. Его не пускают за общий стол, кормят из лохани. Бабушка мается ногами на печке, мать чинит рубахи, отец поправляет хомут. Сказка кончена. Все заняты своим делом, молчат. Отец скрипит гужами, мать жвыкает ниткой, бабушка вздохнет, повернется и застонет. Но взрослые за делами не безучастны. Они начинают толковать, куда клонит слово: для услады или для ума оно составлено.

— Слово от сердца, — говорит мать, — вроде мягкой тряпочки к больному месту прикладывается. Скажется оно, — хоть и больно, а все легче как-то.

— В те годы, — отзывается с печки бабушка, — батюшка в церкви проповедовал — пронимало! Который народ плакал.

— На войне у нас ротный начетисто говорил. Сыплет в тебя словами бесперечь, успевай отмахиваться. За веру, царя, отечество звал, а слова к солдату не льнули. Защуряешься, будто от пыли, как кто тебе в глаза горсть мякины пульнул. А был рядовой башковитый до того, — тот про царя не поминал, больше про нашу жизнь да зряшную смерть толковал. Слов не много, а все рядком, к делу. Нарисует тебе картину, — хоть на ротного со штыком. Сколько солдат он тогда словом-то разворошил! Сильная штука — слово. Один сорит им в глаза, другой — бьет наповал. Бережно со словом обходиться надо: замусорить можно. Книга с решетом схожа: сор отойдет, а зерно к зерну останется.

Слушал отца, и тянула меня книжка, открывая живую жилку слова. Он отставил хомут к косяку двери, поразмялся по избе, стал перед балалайкой на стене. Тронул струны, слушает.

— Маленькая вещица, для забавы сделана, — думает вслух отец, — а дай ты ее в руки хорошему игроку, — найдет он такое…

Балалайка у отца на коленях, пальцы ищут песню, а она таится в звонком кузовке, только пробуди и послушай.

Далеко в стране Иркутской, Между гор крутых и скал, Обнесен стеной высокой Александровский централ.

Рассказывают три струны про узников, как человек человека замуровывает в камни. Гаснет песня-раздумье… Отец смотрит на лады: есть же тут другая, веселая!