Читать «Терская коловерть. Книга третья.» онлайн - страница 215

— С какого пятерика? — усмехнулась Устя. — Кубыть, я столбов коммунарских не пилю и в бурунах не прячусь.

— Вот слезу сейчас, я тебе попилю держаком, поганка!

Евлампий погрозил вилами и сделал вид, что собирается слезть с крыши. Но в это время в калитку вошла Ежиха, маленькая, сухонькая, как горчичный стручок.

— Слыхали хабар? — обратилась она к своим домашним. — Ольга Вырва райхлебовца из левольверта кончала!

— Иди ты! — не поверил Евлампий.

— Вот те крест святой! — перекрестилась Ежиха, — сама только что видела: лежит в анбаре возле ларя с мукой и под боком — кровишша…

— За что ж она его? — спросила Устя, выходя с база во двор.

— А шут его знает. Энти, которые намоченные, говорят, за хлебные излишки.

— Что ж теперь с ней сделают? — еще ниже свесил Евлампий кудлатую бороду. Он напоминал в эту минуту усевшегося на жердь ворона, высматривающего на земле зазевавшегося цыпленка.

— Что ты ей сделаешь, ежли ейный уже и след простыл, — с видимым удовлетворением сообщила Ежиха. — Пока в стансовете хватились, она на коня верхом — и в буруны. К нашим, — невольно сорвалось у нее с языка. А Устя недовольно шевельнула бровями.

— Вот так отмочила! Ай да Ольга, чумовая баба! — воскликнул, не скрывая радости, Евлампий. — А я сидю тута, как пугач на карагаче, и не знаю, что в станице деется. Надо пойти взглянуть…

Он вдруг засуетился, пренебрегая опасностью, поспешил покинуть стропило, но оступился и свалился с лестницы, с самой верхней ее ступеньки. Упал неудачно — ребром на груду лежащих под стеной хлева кизяков.

— Ой, что же это! — кинулась к нему супруга. — Батюшка, отец родной! Да как же тебя угораздило?

Подбежала к свекру и Устя. Вместе со свекровью подняла под мышки. Тот, охая и тихонько матерясь, с трудом поднялся на дрожащие ноги и тут же повис беспомощно на женских руках.

Истинно сказано, знал бы где упасть — соломки подостлал. Слег в постель Евлампий Ежов, не знавший до этого дня никаких болячек от самого рождения. «Старая квашня, из–за тебя все», — ругал он жену, слабея час от часу и желтея лицом. Знать, наказал господь за насмешку над больной соседкой. А может, решил забрать до времени, чтоб не видел он, как рушатся устои прежней жизни? Вот тебе и цинковая крыша. Все оттягивал, не перекрывал, жалеючи денег. По той же причине и молотилку не купил, обходился по старинке каменным катком. Спрашивается, для чего копил эти проклятые деньги? Кому они достанутся после его смерти? Он — собирал по рублю, по десятке, а кто–то будет ими пользоваться? Ух, до чего же жалко этих радужных, могущественных бумажек, хоть и проставлены на них сатанинские знаки — Серп и Молот.

Чем хуже становилось Евлампию, тем больше жаль было денег. Не выдержал однажды, приказал супруге принести их из заветного тайника. Дрожащими пальцами развернул холщовую тряпку, пересчитал перетянутые шпагатом пачки хрустящих ассигнаций. Перед мысленным его взором тотчас возникли мешки с мукой, превращенные им в эти пачки. Много он свез на моздокский базар мешков, отнимая тем самым кусок хлеба у неимущих помольцев и должников–иногородних. Деньги! Легче, кажется, расстаться с жизнью, чем с ними. Евлампий долго разглядывал «совзнаки», мял их слабеющими пальцами, с удовлетворением прислушивался к их хрусту. Вволю натешившись деньгами, спрятал их себе в голова под перину. На предложение супруги отнести деньги на прежнее место сказал, что на новом им будет покойнее. В эту же ночь, терзаемый страхом, переложил деньги из–под перины себе за пазуху под нательный крест.