Читать «Идиллии» онлайн - страница 65

Петко Юрданов Тодоров

Но на миг пошатнувшаяся вера вновь наполняла его сердце, как только он поднимался на минарет, чтобы возвестить: аллах велик, аллах могуч… и Магомет пророк его…

И время шло так тихо, так незаметно, как голуби перелетают от одного окна к другому в куполе Айи-Софии.

Во сто раз лучше было бы, если бы аллах взял его из этого мира тогда, когда на его зов пять раз в день правоверные, совершив омовение, вступали в мечеть, когда каждый держался закона своей веры и чужеземные соблазны не прельщали ни знатного сановника, ни несмышленую девочку. С тех пор, как он начал стареть и уже не мог подниматься на верхнюю площадку минарета, он видел вокруг себя одни бесчинства. Сыновья некогда самых благочестивых пашей и беев забыли род свой и пророка — целыми днями и ночами пируют с неверными, в их гаремах никогда не умолкают песни и бубны, смущая проходящего мимо мусульманина, даже наставники в медресе — кому же как не им быть примером для других, — стали появляться в чалмах, растрепанных как вороньи гнезда. И аллах отвел очи от них. Теперь слово в слово исполняется сказанное в их священной книге: семь королей поднимутся против них, чтобы вернуть туда, откуда они пришли… Он сам своими глазами только что видел, как живое и мертвое движется к тому берегу.

Селим-ходжа содрогнулся от своей мысли. Обходя мечеть, он поднял глаза, увидел напротив замурованные врата, и ноги его подкосились. Вечерний сумрак окутал Айю-Софию, она застыла в благоговейной тишине; он прислушался: где-то в куполе прошумели крылья голубя, и опять своды и колонны погрузились в безмолвие. А может быть, именно в такой потаенный час они ждут, что вот-вот откроются эти двери и из них выйдет священник неверных с золотой чашей в руках… Взгляд его стал блуждать, он протянул руку к вратам: пальцы дрожали и скользили по каменным дверям, а ему казалось, будто дрожат сами двери и уже открываются! У него потемнело в глазах, колонны закружились, и он без чувств ничком упал на пол.

Внизу в условленном месте долго ждал муэдзин, пока не пошел его искать. Перед каменными вратами он на него наткнулся, приподнял его, но у ходжи отнялись рука и нога, не ворочался язык и он тщетно силился что-то сказать своему помощнику.

С этого осеннего вечера голос Селима-ходжи уже не раздавался с минарета.

Конокрады

По одну сторону — над низкими кровлями торчит облупленный минарет, по другую — за песчаными холмами разливается вширь и вдаль безбрежное море. Доко, сидевший на холме еще с полудня, тупо смотрел на свою рваную штанину и не заметил, как над атласным лоном моря растаяла вечерняя заря. Внизу, по дороге, застучали конские копыта: он встрепенулся и, увидев чорбаджию верхом на коне, испуганно прижался к земле, чтобы тот его не заметил. Всадник свернул за холм и ускакал, тогда Доко поднял голову и разозлился на самого себя — чего это он его боится!.. И не только его, перед каждым клонит голову, никому не смеет посмотреть в глаза.