Читать «Идиллии» онлайн - страница 62

— Все, все в этом мире устроится. Лекари найдут лекарства от всех болезней и мудрые люди примирят все веры… Как птичка находит пропитание, так и человек не останется без куска хлеба, даже если и последнюю соломку из его богатства и имущества развеет ветер. А честного человека видит око аллаха, даже если враги запрячут его в подземелье. Над одним только человек не властен, с одним не может справиться — с сердцем, когда оно вспыхнет от любви… кто бы что ни говорил, никого оно слушать не будет, а его слово только в песне польется над землей…

Речь ее, благостная и кроткая, словно приласкала сердце каждой. Женщины молча переглянулись, и тихие улыбки прояснили их печальные лица.

Ночь окутала дворы и деревья. Сквозь разбитую трубку фонтана едва-едва льется вода, а песнь Ашика приближается но улице со стороны дома Золотой Дойны. Так спокойно, так тихо у всех на душе — никому не хочется вставать и уходить…

Но за плетнем, в сумерках, кто-то закашлялся. Женщины испуганно повернулись к нижней калитке.

— Опять пошла шататься по слободе! — прокричал хриплый голос Кара-Мехмеда. Его стал душить кашель, он протянул костлявую руку, ухватился за кол плетня и весь затрясся.

Женщины живо закутались в паранджи и вскочили. Кара-Мехмедица быстро побежала к мужу; за нею, опустив голову, двинулась Зюйле-ханум; Дойна одна направилась вверх, а хозяйка простилась, проводила гостей и медленно, тяжело ступая, поднялась по крутой лестнице на галерею.

Айше улучила минуту, бросилась к плетню и, затаив дыхание, стала высматривать через дырку Ашика, который медленно шагал по дороге, весь отдаваясь своей песне:

Закатилось солнце, и заря погасла, Пала ночь холодная на холмы и долы. Зорька моя ясная, выйди мне навстречу! —

пел он и на каждом шагу останавливался и обращал страстный взор к Рахман-бееву подворью.

Высоко меж кровлями торчит одинокий минарет; внизу, в болгарской слободе, стих людской гомон и топот стад; изредка донесется оттуда звон колокольца; а через разбитую трубку фонтана едва слышно льется вода…

Селим-ходжа

Солнце только что опустилось за дальние холмы, длинная тень легла на воды Золотого Рога и на город по обоим его берегам, когда Селим-ходжа ступил на нижнюю площадку минарета. И поблизости и вдалеке на пологих куполах мечетей и на устремленных ввысь минаретах горели отблески вечерней зари; длинная полоса Босфора сверкала как расплавленная медь. Уже понеслись протяжные голоса муэдзинов над Стамбулом; Селим-ходжа прокашлялся, оперся рукой на парапет площадки и собрался тоже запеть, но невольно засмотрелся вниз… Обычно пустая и тихая, улица теперь почернела от народа. Мужчины, кто без фесок, кто босиком, тянут волов, везущих поклажу по крутой мостовой; возле переполненных повозок толкутся женщины без паранджей, с какими-то тряпками вместо чадры, то подгоняют скот, то хватают на руки детей, — все столпились в узкой улочке и не могут в сутолоке выбраться из нее. Он перевел взгляд выше — и на другой улочке, и дальше за нею — от самого моста повсюду по дорогам, улицам и площадям текли потоки беженцев. Покинув объятые пламенем дома и сады, покинув усеянные трупами холмы и нивы, побросав что попало в телеги, все — даже слепые и увечные — сломя голову ринулись бежать: всем стало ясно — нет больше жизни и мира для мусульманина по эту сторону моря…