Читать «Сады небесных корней» онлайн - страница 46

«Куда она могла уйти в такую рань? — испуганно подумала Катерина, без сил опустившись на знакомое крылечко. — И спросить-то не у кого!»

Прошло минут десять, и из церкви вышел пугающего вида человек, в котором Катерина по его одеянию немедленно распознала чумного доктора. Распространяя вокруг себя удушливый запах чеснока, поскольку врачи, имеющие дело со смертельным недугом, не переставая жевали чеснок, и хотя считалось, что, если заложить сухие травы в клюв, похожий на птичий, которым венчались кожаные маски, надетые на их лица, запах чеснока должен ослабнуть, он, наоборот, становился только противней. Широкими подскакивающими шагами доктор приблизился к Катерине и поклонился ей.

— Уж не Инессу ли ждет здесь будущая мамаша? — спросил он, с трудом проталкивая слова сквозь плотный свой кожаный клюв.

— Инессу, — она напряглась.

— Чума у них тут началась. Вы наслышаны? Я сам-то из Киева. Не удается и месяца дома пожить без волнений. То там эпидемия вспыхнет, то тут. Приходится бегать, как мышь, зарабатывать. А что заработаешь на обреченных? Они говорят: вас костюм защищает. Ха-ха! Защищает он, как же! Коллеги мои мрут как мухи. Остапка, чудесный был врач, схоронили. Вернее, на свалку свезли и сожгли. Малюток оставил, всех не сосчитаешь. Я маску-то эту почти не снимаю, она у меня ко щекам приросла.

И тут же, смеясь хриплым лающим смехом, закашлявшись, сдернул ее. Катерина тихонечко ойкнула. Лицо незнакомца ее испугало не меньше, чем маска. Сожженная кожа стягивала в бесформенный комок то, что уцелело в огне: ввалившийся нос, кусок подбородка, часть правого уха. Глаза в красных сморщенных веках смотрели, однако, весьма проницательно.

— Семейные распри. — И он улыбнулся, желтея разрушенными зубами. — Жена ревновала. А я люблю баб. Пришел поздно ночью домой. Весь в помаде. Жена моя — р-р-р-аз! — и в меня кислотой! Ревнивая женщина, я же сказал.

Она промолчала. Что скажешь на это?

— Гляжу, не жалеть ли меня собираетесь? — И доктор нахохлился. — Рано, голубушка. Тогда и пошла настоящая жизнь, как эта дуреха свой нрав показала! Да, только тогда и пошла!

— Да ведь больно…

— Нисколько не больно. Зато я теперь всемогущ. Теперь я — почти Господь Бог.

Он быстро хихикнул, при этом дотронувшись до гладкой руки ее скользкой ладонью.

— Не будь вы такой слишком сильно беременной, лежали бы вы подо мной, драгоценная, сладчайшей любви предаваясь. И весь этот гвалт с черной смертью, поверьте, забыли бы сразу. О, я не шучу.

— Вы что позволяете, сударь? Какая я вам…

— А какая вы мне? — И он засмеялся еще тошнотворнее. — Смотрите, что я вам сейчас покажу.

Достал из кармана бутылку с какой-то бесцветной, однако пугающей жидкостью.

— А это видали?

Она побледнела, живот отодвинула.

— Что это?

— Как что? Кислота. — И он равнодушно зевнул. — Ведь я объяснил вам, что я всемогущ. Представьте теперь: подымаю я масочку — вот так же, как давеча с вами, — и дивчина, которой мне хочется юбку задрать, пугается так же, как вы испугалися. И хочет бежать. Али падает в обморок. А я ей: «Эй, дивчина! Шо ты? Кудой? Ты ж мнэ подобаешься! (Ты же мне нравишься. — укр.) Давай поихграэмо! (Давай поиграем!) А вона тикае! (А она убегает)».