Читать «Сообщение» онлайн - страница 54

«Не плачь – бумага не древней, чем порох…»

Не плачь – бумага не древней, чем порох,и есть у радости ровесник – страхв заиндевевших сумрачных соборах,где спят прелаты в кукольных гробах.Пусть вместо моря плещет ветер синийпо горным тропкам. Словно наяву,следи за кронами качающихся пинийи не молись ни голубю, ни льву.И где-то в виннокаменной Тосканежизнь вдруг заговорит с тобой самао смысле ночи, набранном значкамиорхоно-енисейского письма

«Разве музыка – мраморный щебень? Разве сердце…»

Разве музыка – мраморный щебень? Разве сердце —приятель земли?Как жируют в щебечущем небе то архангелы, то журавли —и бесстенной больничной палатою проплывает ковер —самолет,где усталая живность крылатая суетится, взмывает, поет, —и свобода уже отпускается заплутавшему в смертных грехах,и опять прослезившийся кается, и ему вспоминается, каклжестуденчество имени Ленина с несомненным кускомкалачасозерцало все эти явления, бессловесные гимны шепча,и надсадно орало «Верни его!», и шипел раскаленный металл,и с холмов православного Киева некрещеный татаринвзлеталНеудачник закончит заочное, чтобы, отрочество отлетав,зазубрить свое небо непрочное и его минеральный состав.А счастливец отбудет в Венецию, где земля не особо крепка,но с утра даже в комнату детскую заплывают, сопя, облака.Жизнь воздушная, кружево раннее – для того, кто раздети разут,пожелтевшую бязь мироздания шелковичные черви грызут.И меняется, право, немногое – чайка вскрикнет, Спасительпростит.Невесомая тварь восьминогая на сухой паутинке висит.Что там после экзамена устного? Не страшись. Непременноскажи,чтобы тело художника грузного завернули в его чертежи.

Крепостной остывающих мест

(2006—2008)

«Зачем придумывать – до смерти, верно, мне…»

Зачем придумывать – до смерти, верно, мнеблуждать в прореженных надеждах.Зря я подозревал, что истина в вине:нет, жестче, поразительнее прежнихуроки музыки к исходу Рождества.Смотри, в истоме беспечальнойпритих кастальский ключ, и караван волхвауснул под лермонтовской пальмой.Так прорастай, январь, пронзительной лозой,усердием жреческим, пустым орехом грецким,пусть горло нищего нетрезвою слезойсочится в скверике замоскворецком,качайся, щелкай, детский метроном,подыгрывая скрипочке цыганской,чтобы мерещился за облачным окномцианистый прилив венецианский.

«Ах, как холодно в мире. Такой жестяной снегопад…»

Ах, как холодно в мире. Такой жестяной снегопад.Всякой твари по паре, и всякое платье – до пят.Вспоминать в неуемной метели, второго числа(и четвертого тоже) о скрипе ночного весла.Все пройдет? Предпотопный кораблестроительный пыл,паутина в сусеках, мохнатая пыль по углам?Пролетит шестикрылый, что вестью благой искупилвоплотившийся грех, будто хлоркою вымыл чулан?В рассуждении голубя, что из каптёрки своей лубяной,различает глубокое небо и ахнувший снег – Арарат,не чинись – в том числе и тебя, мореплаватель Ной,успокоят в дубовой оправе, как гравий в шестнадцать карат.Допивай же, волнуясь, на дачной веранде стареющий чай,и в молитвах пустых неподкупному мастеру льсти.Для гаданий негодная ветхая книга зовется «Прощай»,а ее протяженье, ее одолженье – «Прости».