Читать «Сообщение» онлайн - страница 53

«В небесах оскаленных огненный всадник несется во весь опор…»

В небесах оскаленных огненный всадник несется во весь опор,а у меня – тлеет под сквозняком запах старого табакаи лимонной корки.Славное было начало, добрый топор, только с известных портам, где звучало слово – сплошные ослышки и проговорки,там, где играло слово, брешет лисица на алый щит,заносящий копье оглядывается и вздрагивает, но не сразуостанавливается у озера, где в камышах шуршитуж, и шелестит цветная галька в деснице заезжего богомаза.Далеко ли по этой глади уплывут пылающие корабли —пораженные недругом? Чем я утешусь в скорби своей? Разведаже морской простор, даже дорога в тысячу лине начинается с землемерия и водобоязни?Охладив примочкой саднящий продолговатый синякна щеке, руки выложив на одеяло, исходя постыднойревностью, я ворочаюсь на алых шелковых простынях,осознавая, что ночь постепенно становится очевидной.

«В этих влажных краях сон дневной глубок, словно блеск…»

В этих влажных краях сон дневной глубок, словно блескканала в окне.Отсырел мой спичечный коробок с предпоследней спичкойна дне.Что мне снилось? Север. Пожар. Раскол. Колокольня стоитточильным бруском.Додремал до оскомины, до печали – той, вечерней,которой названия нет.Гонит ветер с моря закатный свет. Сколько лет уже ангелыне стучалив нашу дверь. В этих влажных, узких краях, где шарахаешьсяна стонколокольный, любой православный прах превратитсяв глину, любым крестомосеняя тебя из своей подводной колыбели, я знаю,что жизнь крепка,словно слепок с вечности – но рука стеклодува движетсяне свободно,а расчетливо, покрывая хрусталь ночной пузырящейсяволглою пеленой,и народ – от собаки до рыбака – тоже твердо уверен, чтожизнь сладка,как глоток кагора в холодном храме. Что за плод тыпротягиваешь мне? Гранат.В площадной трагедии или драме все путем, словномесяц, всходящий надгорбоносым мостиком, без затей и без грусти. Как все —уснуть,и взирать из заоблачных пропастей на Великий шелковыйпуть.

«И я хотел бы жить в твоем раю – в полуподводном…»

И я хотел бы жить в твоем раю – в полуподводном,облачном краю,военнопленном, лайковом, толковом, где в стенах трещины,освоив речь с трудом,вдруг образуют иероглиф «дом» – ночной зверек подкрышей тростниковой.Там поутру из пыльного окна волна подслеповатая видна,лимон и лавр, о молодых обидах забыв, стареют, жмутсяк пятачкудворовому. И ветер начеку. И даже смерть понятна, словновыдох.И я хотел бы молча на речном трамвайчике, рубиновымвиномзакапав свитер, видеть за кормою земную твердь. Сказать:конец пути,чтобы на карте мира обвести один кружок – в провинцииу моря.Ах, как я жил! Темнил, шумел, любил. Ворону – помнил,голубя – забыл,Не высыпался. Кто там спозаранок играет в кость,груженную свинцом,позвякивая латунным бубенцом – в носатой маске,в туфельках багряных?