Читать «Мы не должны были так жить!» онлайн - страница 375

ЯНОУХ: Ты сам провёл свыше трех лет в следственной тюрьме Лубянки. Ты признал свою вину? Свои «преступления»? Если нет, то почему? Почему твоё объяснение не сработало в твоём случае?

КОЛЬМАН: Это звучит довольно странно, но это факт: в течение трех с половиной лет в тюрьме меня много раз обзывали шпионом, троцкистом, предателем и т. д., но ни разу ни письменно, ни устно, мне не предъявляли обвинение и не потребовали признать мои преступления; от меня только требовали оклеветать других, а именно известных политиков, подписать сочиненные следователем фантастические обвинения, что я всегда отказывался сделать.

ЯНОУХ: Ты сидел в трех различных тюрьмах: в России в период между февральской и октябрьской революциями, в Германии при Вирте и потом в сталинской. Было бы интересно сравнить – какая из них была самая суровая? И почему?

КОЛЬМАН: Разумеется, сталинская. Не только из-за жестокости, нечеловеческих методов ночных допросов, но прежде всего из-за сознания, что сидишь в тюрьме той страны, за существование которой я боролся тридцать лет.

ЯНОУХ: Я всё ещё никак не могу понять, почему так много коммунистов так долго, иногда до конца жизни (твой случай – это большое исключение) оставались верными и лояльными советской системе и КПСС, несмотря на все видимые ошибки и симптомы краха-провала-катастрофы, которые были очевидны даже для слепых. Ведь господствующая идеология и руководящая каста переживала страшное вырождение. У меня такое впечатление, что моему поколению – которому сегодня 40–50 лет – понадобилось более короткое время, чтобы у нас открылись глаза, и мы разделились на три группы: социалистических циников, врагов социализма, и внутреннюю социалистическую оппозицию – сторонников социализма с человеческим лицом, или демократического социализма. А вот почему, по твоему мнению, это продолжалось так долго и, собственно говоря, всё ещё продолжается? Что заставляло вас так себя вести?

КОЛЬМАН: Мне кажется, что это, собственно говоря, довольно просто. Инерция мышления – страшная сила. Она тем более сильна и непреодолима, чем дольше мы придерживались определенного способа мышления, чем теснее это было связано с нашими действиями, с нашими чувствами. Представь себе дореволюционного большевика, который всю свою сознательную жизнь боролся за марксистскую, социалистическую идею, разъяснял её другим, страдал за неё в царских застенках и каторжных тюрьмах, в ссылках. Как ему было тяжело, практически невозможно, признаться самому себе, что его мечта не сбылась, и то, что сегодня выдают за социализм, во многом является противоположностью социализма.