Читать «Мы не должны были так жить!» онлайн - страница 376
Эрнест Кольман
Переучиваться значительно сложнее, чем учиться; тут нужно стереть в мозговых извилинах то, что там продолжительное время впечатывалось, а потом вписать туда новое. А у пожилых людей это чрезвычайно сложно даже физиологически из-за их косности и нехватки гибкости, не говоря уже об общественном воздействии. Я знаю дореволюционных членов партии, которые чудом пережили 18 лет сталинских лагерей, а сегодня поют осанну, которые восторженно аплодируют всему тому, что происходит в Советском Союзе и партии. И это не потому, что они получили объедки с господского стола – как почётную плату и право на особую поддержку государственного аппарата снабжения, что конечно играет немалую роль; нет, только из-за своих убеждений.
ЯНОУХ: Давай ещё поговорим об этих убеждениях, об этом фанатизме. Где его корни? Считаешь ли ты, что корни кроются где-то в марксизме? Или это просто особый русский вклад в марксизм, следствие особых исторических условий – православной (греческо-католической) религии, может быть наследие татарского нашествия или влияние Византии? И какую роль играл Ленин в становлении этой новой религии?
КОЛЬМАН: Я не историк и не хочу делать скоропалительных выводов. Но всё же я считаю, что здесь играет роль не один фактор, а несколько. С одной стороны, именно потому что марксизм является (или во всяком случае хочет быть) научным мировоззрением и методом познания, его первооткрыватели и авангардные бойцы, как впрочем и большинство ученых, защищающих свои новаторские идеи, легко становятся фанатиками.
Я также не стал бы отрицать типично русские черты. Конечно, и не могло быть по-другому. Тут должно было найти отражение историческое развитие русского народа, его необычайное терпение, которое помогает выдержать немыслимые для западного человека лишения, или преувеличенное уважение к официальным учреждениям, а также мессианизм – представление о том, что великий русский народ должен выполнить определенную миссию по отношению к малым народам и даже ко всему миру.
Что же касается роли Ленина, то, по моему мнению, имело смысл, когда он в дореволюционное время выступал за «партию нового типа», с почти военной дисциплиной и «демократическим централизмом». Это означало, что он ввел для большевиков те же или похожие организационные методы, как у левых социал-революционеров. Последние определенно находились под влиянием бланкизма. Целесообразны были также и «профессиональные революционеры». Однако фатальной ошибкой Ленина было стремление сохранить эти организационные формы после революции, что, в конце концов, привело к вырождению партии. Из-за этого сегодня миллионы членов партии вообще ничего не решают в партийной жизни. Демократический централизм превратился в бюрократический централизм, а профессиональные революционеры стали привилегированной кастой; и партия рассматривается, как что-то сверхчеловеческое. Из произведений Ленина, написанных перед его смертью, ясно видно, что он с ужасом осознал этот процесс вырождения и пытался остановить его; но было уже поздно. Как уже было сказано, в обществе, как и в природе, не бывает обратимых процессов.