Читать «Мы не должны были так жить!» онлайн - страница 374

По-другому обстоит дело с медицинским воздействием на обвиняемых. Во время длительных, месячных допросов можно было сломать волю пленников чисто физиологическими способами, полностью подчинить их себе, причем различными путями. Для одних гипноз; для других специальные яды, которые подмешивали в еду, или же это было воздействие самой еды. По собственному опыту могу сказать, что меня на Лубянке кормили жиром морских животных – китов и тюленей, а этот жир содержит, как мне позднее сказал один известный чешский токсиколог, субстанции, которые разлагающе действуют на человеческий мозг, разрушают волю (у меня они на мозг не подействовали, а только вызвали желудочные колики).

Кроме того, волю арестантов ослабляли еще более простым образом: им неделями не давали спать, все допросы проводились исключительно ночью, а днём спать не разрешалось. Что же касается сообщений о пытках, то они не достоверны. Следователь под пыткой может заставить узника подписать все, что угодно, но нельзя быть уверенным в том, что во время открытого судебного разбирательства он не откажется от вынужденных показаний.

Я считаю, что самым распространенным методом выбивания нужных самообвинений был морально-психологический. Так пытался со мной поступить один из моих следователей, правда, безуспешно. Он потребовал, чтобы я подписал длинный список обвинений, который он сам составил, клеветнических обвинений против ведущих политиков в Советском Союзе и в Чехословакии, а также в других странах, причём он апеллировал к моему коммунистическому сознанию. Он мне говорил примерно следующее: вы считаете себя коммунистом, так докажите это. Партии нужно ваше свидетельство, что эти люди предатели, шпионы, агенты капитализма. Если вы это подпишете, вы докажете свою приверженность партии. И если вы нам поможете, мы пощадим вашу жену и ваших детей. А когда я не стал подписывать, он перешел к другому методу: он стал грозить мне побоями, он даже открыл стенной шкаф и достал резиновую дубинку; но не стал бить меня, а только объяснил, что она не оставляет следов, но почкам будет конец. Затем он подвёл меня к виселице, которая была в раздевалке ванной комнаты, и, кто знает, может быть, она стоит там и сейчас.

Морально-психологические методы были, по моему представлению, самыми разнообразными. Например, арестованному грозили, что его жена и дети пострадают, если он себя не признает виновным. Так, один кэгэбешник требовал от моей жены, которая была сослана вместе с нашей девятилетней дочерью в Ульяновск, подтвердить, что я был троцкистом, а когда она ответила решительным отказом, пригрозил отнять у неё ребёнка. Однако она не сдалась. Известно также, что некоторым арестованным обещали в случае их согласия подтвердить на процессе всё, что от них требовали, оставить им жизнь. Но их жестоко обманули – они подтвердили всё на публичном процессе, но затем их ликвидировали. Также было и на процессе Сланского. Сам Сланский, как и почти все другие обвиняемые, признался в самых страшных грехах; видимо за это им обещали помилование: но их почти всех повесили.