Читать «Мы не должны были так жить!» онлайн - страница 353

Эрнест Кольман

Моё участие в русской революции, и что я сегодня об этом думаю

ЯНОУХ: В 1915 году ты, как австрийский доброволец, попал в русский плен. Почему ты решил остаться в России? Было ли это результатом долгих размышлений или может быть спонтанным решением?

КОЛЬМАН: Я затрудняюсь однозначно ответить на этот вопрос. Мне не хотелось бы что-то присочинять или выдумывать. После столь долгих лет действительно невозможно вспомнить – ведь речь идет не о событиях или фактах, а о моём тогдашнем психическом состоянии, о моём настроении. С определенной долей уверенности я могу сказать, что тогда в моей груди были две души. С одной стороны, я мечтал увидеть мою мать, моего младшего брата Рудольфа и сестру Марту; я думал о том, что, когда я вернусь, найду работу, чтобы им помочь материально, но я уже несколько лет не знал, живы ли они. И я также скучал по моей любимой Праге, и по мирной, беззаботной довоенной жизни, которую так наивно надеялся продолжить в эти послевоенные годы.

С другой стороны, революция, требовавшая не мечтать, а действовать. Среди нас, недавно лишь бесправных военнопленных, (а после Октябрьской революции нас стали уважать как интернационалистов) имелись два направления. Одни говорили, что нужно возвращаться домой и там бороться за мировую социалистическую революцию. Другие утверждали, что наше место здесь, в России; теперь самое главное помочь русской революции одержать окончательную победу над её многочисленными внутренними и внешними врагами, так как именно здесь передний фронт мировой революции. Первое направление поддерживало Троцкого, который тогда был наркомом обороны и одновременно иностранных дел; второе, к которому относился и я, поддерживало Ленина. А большинство бывших военнопленных вообще не хотели никакой войны, ничего не хотели знать о революции и с нетерпением ожидали возвращения домой.

План Троцкого создать из бывших военнопленных воинские части и послать их на фронт против немецкой армии оказался полностью несостоятельным, в чём я его пытался убедить ещё задолго до принятого им решения в одной из наших с ним бесед. Однако все мои старания оказались напрасными, так как он был таким же властолюбивым диктатором, как и Сталин. Несколько сформированных им частей, прибыв на фронт, тут же перешли с оружием в руках к немцам. Война разрушает мораль миллионов людей, как на фронте, так и в тылу; и ненадежность, как политическая, так и моральная, бывших военнопленных, подтверждается нередкими случаями предательства. Президентом нашего Всероссийского революционного социал-демократического, интернационального комитета (так высокопарно мы себя называли), находившегося под началом большевистского Центрального Комитета партии, был некий Эбенхольц, бывший официант из Вены, выдававший себя за анархиста, перешедшего к коммунистам. Он поехал как агент Коминтерна в Австрию и присвоил себе все отпущенные ему для этой деятельности деньги, на которые потом открыл в Швейцарии ресторан. Или вот пример с венгерским румыном Аради, двойным агентом, работавшим и на Австро-Венгрию, и на Россию; позднее царская охранка направила его следить за политическими заключенными в Петропавловской крепости Петербурга; он сумел втереться в доверие к нашим интернационалистам. Или пример офицера австрийского генерального штаба Димаса, который в лагере военнопленных в сибирском Красноярске выдавал себя за коммуниста, а потом был уличен в шпионаже в пользу японской оккупационной армии.