Читать «Дозорная ветка. Стихи и переводы» онлайн - страница 16

Прощание с поэмой

Дозорная ветка — высокая ветка. Покуда не стали птенцы на крыло, покуда в полетах душа не окрепла, у птицы задача — высматривать зло. И мальчик с рогаткой, и ястреб проворный, и подлый охотник, и роща в огне мерещатся птице на ветке дозорной, а что с этой ветки мерещится мне? И отрок, напичканный с детства цинизмом, и пильщик, спиливший мои тополя, и где-то за дамбой в овраге неблизком в ожогах и ранах больная земля… Но главное — с этой тревожной вершины, пока у грядущего крепнет крыло, я вижу любимые с детства долины — осеннее солнце над ними взошло! Здоровые рощи и чистые реки, и нашу прекрасную чистую речь мне дарят отчизны дозорные ветки, чтоб все это свято любить и беречь!

Песня о зубре

Вольное сокращенное изложение «Песни об охоте на зубров в северных лесах», написанной в 1523 году сыном Могилевского лесничего Николаем Гусовским по настоянию епископа Эразма Телка, вместе с которым Гусовский оказался в Риме. Дипломатическая миссия от государства литовского превратилась для них в изгнание, вероятно, из-за поражения той феодальной группы, к которой они примыкали на родине.

Дальнейшая судьба гениального автора чудом уцелевшей поэмы неизвестна.

1

В Риме однажды, во время жестокой забавы, был я свидетелем весело пролитой крови. Юность, страдая отвагой и жаждою славы, ловко дразнила быка в окруженьи народа. Стрелы свистели и жалили мощного зверя. Рукоплескания ярость его распаляли. Розовой пеной плевался гигант, свирепея. Бил и растаптывал многих мужей расторопных. Друг по отчизне, со мной оказавшийся рядом, вспомнил охоту в литовских лесах, и тогда я громко рассказывать начал об этой охоте, но повредил откровенный язык чужеземцу. Весь мой рассказ изложить предложили стихами. Ежели правду сказать, не по собственной воле начал я песню о зубре, но вольное слово стало тоскою по родине, милой до боли!

2

Там, где сурово сияют полночные звезды, слава о зубре идет, как о страшном убийце. Память о нем, как дыханье его за спиною, вдруг навевает столь мерзкую часто тревогу. Бегством спасаясь, не видел я в этом позора. Не унижал меня черни презрительный хохот — неосторожность порой принимает за смелость тот, кто не знает суровых законов охоты. Так же и я в стихотворческом деле не сведущ и превосходство ученых мужей понимаю, но не могу пренебречь высочайшею волей, будучи многим обязан великому другу Что ж, собирайте посевы с бесплодного поля. Жажду свою из сухой утоляйте криницы. Если б равнинами снежными стали страницы, сразу бы ожили дерзкие образы боя. Нет, не виновен я в том,    что рассказ не прекрасен. Длинные стрелы в тяжелом намокшем колчане отягощали мне плечи и били по бедрам. Знаю, ты лучше напишешь, но лук не натянешь — равные только в различном бывают искусстве. Рвите, однако, стихи чужеземца, — невежды!