Читать «Антология новой грузинской поэзии» онлайн - страница 74

Выглянул я из окна, — одиноко дремучий старец с котомкой шел прочь от греха и соблазна, а по карнизам, размножась, бескрылые мухи ползали, жвала сужая: «Ужасно, ужасно!»

«День пуст, и ночь пуста, и утро пусто…»

_{Перевод М. Амелина}

День пуст, и ночь пуста, и утро пусто, и вечер пуст, и жизни миг любой, и все предметы зримые стоусто твердят о смерти мне наперебой; отрава страха, горечь расставаний впитались в них; и мысль насквозь ясна, что тьма сокроет призрачный и ранний луч всех надежд, а жизни грош цена; все чувства, нам присущие, едва ли не верные небытия сыны: живущие друг друга прозевали и ветром кто куда разнесены; есть свет, от сотворенья неизменный, но он с тех пор иного не явил; день пуст, и ночь пуста, и всей вселенной наполнить смыслом их не хватит сил. Пусть скажет: «Слишком складно ты глаголишь! — мне кто-нибудь с усмешкой на устах. — А не самовлюбленных ли всего лишь ты гимн поешь и развеваешь флаг?»

«Солнце — словно всмятку яйцо, вершины…»

_{Перевод М. Амелина}

Солнце — словно всмятку яйцо, вершины. Снизу, в долине, — каменных зданий россыпь. Ряд домовин, по холмам виляет дорога. Мы по ней и взъезжали в автобусах похоронных. Вот и кладбище Мухатгверди. Слышен тревожный вопль мертвецов: «Не входите сюда! Не входите! Занято всё! Для вас не осталось места!» Сверху, на плоскогорье, — озеро. Джвари — как на ладони. Лишь Духа нигде не видно. Ни на земле, ни на небе. Поскольку небо — тоже часть составная этой планеты. Вот мы и в каменном царстве. Среди кипарисов. Птичий помёт на столах. Тревожный вопль: «Не входите!» Землю разрыли, взрезали, разворошили. Жадно в нее остриями врезались. С каждым новым ударом холодный металл вонзали в сгнившие печени чьи-то. Дважды умерших распотрошили безжалостно. Вскрыли землю. Нашего Дато в ней бережно уложили. Рядом, на лугу, кипарисы стояли безмолвно. Небо, тишина — безмятежной подобье картины, где самого Творца ни в одной детали не видно. Точно фотография — подробная и цветная, созданная проявлением жуткого негатива. Ночь бессолнечная, ночь солнечная. Я к ночи этой всем существом своим давно пристрастился — так пристрастился, что не разделить. Могилу замуровали. Потом пошли поминать, поспешили вниз, в подземелье, к накрытым столам спуститься.

«Мчится река большая, вьётся в русле глубоком…»

_{Перевод И. Ермаковой}

Мчится река большая, вьётся в русле глубоком. Сыплется хвоя сухая, бьётся в речном ложе. Я проходил всю жизнь по ледяным дорогам, Сонных муз распекая: ведь я человек тоже! Здравствуй, сторож витрины тёмной, в шинель одетый, Словно в ночной морок, на летаргию похожий, Ведь я человек тоже — здесь, в городе этом? Он отвечает эхом:                            — Ведь я человек тоже…