Читать «Антология новой грузинской поэзии» онлайн - страница 32

II

Я не терял рассудка. Жаль его непотерю. Страсть ожививший, чутко вслушиваюсь и верю той тебе, что как совесть вечно казнит, коль плохо мной творимое, то есть стук о стенку гороха.

III

Отдаленная, лучше мой раскрываешь дар ты, — сам себя, как заблудший, я при помощи карты одиночества к цели вывожу. К стихоплету проявляешь ужели сквозь пространство заботу?

IV

В предстоящем зерцале, праведном и глубоком, жрицей ты через дали зришь всевидящим оком, где я, силен ли, слаб ли, мучишь, коришь как хочешь, скоро меня по капле каменного источишь.

V

Я коробок размокший спичек в осенней луже вспомнив, пою. Потёкшей вниз по щеке, снаружи мертвенной, той подобно счастье одной слезинке. Ведомо нам подробно, наизусть, без запинки.

VI

Что поделать, я — тот, с кем тяготишься союзом и духовным, и плотским ты, как ненужным грузом. Ни меж собой мы сами, ни с отчизной — не родня, разве став мертвецами, в зазеркальном «сегодня».

VII

Времена не похожи друг на друга нимало. Хладнокровней, до дрожи, прежних то, что настало: шум его беспрестанен; жаром страсти объятый, я амуровой ранен не стрелой, а гранатой.

VIII

В мыслях твое настолько мной изласкано тело, что от удара тока кто другой, оголтело тронув тебя, отпрянет, но, себе разъяренно боль причиняя, станет ждать ответного стона.

IX

В лед обратиться, в иней жилам, суставам, коже, ведь без тебя — с пустыней хладной пространство схоже, но лежать, снегопадом тешась, как бы хотела ныне с тобою рядом каждая клетка тела.

X

Воздух порвать бы в клочья! Нас представить в пределах розных не мню точь-в-точь я черными клавиш белых, ангелов ли хохмящих. Хлопьев ты кружишь ватой в поле зренья, маячишь, словно кадр двадцать пятый.

XI

Саваном плотным скрыты у надежды, у счастья и чело, и ланиты; пульса ни у запястья пальцами, ни губами не прощупать на вые. Рвешь ты сердце, как знамя, на лоскутья живые.

XII

Мрак. Пустынные виды. Я по гиблому краю не планеты — планиды астронавтом ступаю; но, зане не разъемлю яви с вымыслом звенья, некому ждать на землю моего возвращенья.

В ФЕВРАЛЬСКОМ ЛЕСУ

_{Перевод И. Кулишовой}

Лексо Чхаидзе

В февральском лесу неизвестно откуда я вдруг очутился. Чащоба сплелась надо мной. И поляна в тумане плыла, полусонном. Казалось мне: бьюсь пульсом леса я, листьев лишенного. Сбылся философ со спутанным мировоззрением, как ветви, плетеным. А где-то погода похожа почти на хорошую, с тучи косой дождь летит на веранды богатых дворцов, как повеса… Как будто в лесу до сих пор не бывал я дремучем. Как будто никто не бывал до меня в гуще леса. В лесу я. Один. Над моим еще огнеподобным трепещущим сердцем февраль греет руки, движенья неволит. Ко мне, снег тревожа, с лицом перекошенным, злобным ползет царь лесной из кустов на живой запах боли. И вот поверх льда чью-то душу схватил я, как небыль, и плоть подо льдом вдруг почувствовал — реку, и из-за туч вспыхнуло солнце — блестит в обесцвеченном холодом небе, как будто последний динар на ладони Хафиза.