Читать «Плывёт кораблик в гости. Стихи и переводы» онлайн - страница 32
Юрий Наумович Кушак
Так, может быть, и мы с Вытелем настоящие охотники, коли есть у нас добыча? Может быть, теперь папа будет брать нас в тундру и подарит мне настоящее ружьё? Да что там утки! Я песцов настреляю, я тюленя добуду! Отдыхай, папа, за оленями приглядывай, а мне ружьё отдай – уж мы с Вытелем всем чем надо семью обеспечим…
– Ты что это наделала, бессердечная?! – вспыхнула мама, увидав птенца. – Птаху замучила, чужое дитя! Ну-ка дай сюда… – и мокрой тряпкой отогнала заскулившего Вытеля.
– А папу – папу ты не ругаешь… – заплакала я, чувствуя, как зелёный мир вокруг теряет краски и очертания.
– Папа охотится на взрослых птиц. А они умные, они любого охотника перехитрить могут. А птенец – беззащитный. Гляди, и крылышко сломано…
И тут я заплакала так громко, что даже Вытель не выдержал и тоже завыл.
– Иди умойся, – сказала мама. – А я ему пока крылышко перевяжу. Чем кормить его, знаешь?
– Знаю, знаю! – обрадовалась я. – Сгущённым молоком! Юколкой! У меня и конфеты есть, мне не жалко…
– Ах ты, глупенькая! – засмеялась мама. – Того, что ты любишь, птицы не едят. Придётся мух да комаров ловить, червяков выкапывать, мелкие камушки на речке искать. И гляди, как бы Вытель птенца не цапнул. Ведь ты теперь – его мама.
В плетёную корзинку я положила мягкой травы и бархатного ягеля, а посередине, как в гнёздышке, устроила своего птенца.
– Я на речке умоюсь, – сказала я маме. – Ладно?
А птенцу сказала:
– Я скоро, сыночек, только туда и обратно.
И мы с Вытелем полетели на речку по зелёному-презелёному утру, не задевая кочек и травы, как умеют только счастливые дети и преданные собаки.
Тормозок
Шахтёрский завтрак в забое называют ласково – тормозком. Хорошее словечко, меткое: дескать, тормози работу, да ненадолго. Даст бригадир команду, смолкнет стрекот подземных кузнечиков – отбойных молотков, и вот уже в каптёрке собирается вся бригада, на тормозок.
У каждого тормозок свой, домашний: у кого в сумке, у кого в узелке, а у кого и по карманам распихан. Запахнет в каптёрке чаем и молоком, юколкой и луком, а кто и тёплые шанежки достанет – сибирские ватрушки, товарищей угощает. Всего-то полчаса и отводится на тормозок, а посмотришь на лица – повеселели, морщины разгладились, улыбаются от тепла и уюта, чумазые. Едят шахтёры, из кружек прихлёбывают, своих хозяек нахваливают. И получается, будто у каждого жена ли, мать – такая стряпуха да мастерица, каких и за чукотскими пределами ищи не сыщешь.
И у Друга такая была – длинноглазая чукчаночка, заботливая и ласковая, каждый раз на смену собиравшая ему домашнюю снедь в оленью торбочку. Ждали они прибавления в семье, дочку. Дочка и родилась. А вот красавицы чукчаночки не стало. Забрал из родильного дома Друг свою девочку, жену схоронил, с шахты уволился, зажил бобылём.
Через семь лет только, когда девочка в школу пошла, на шахте снова и появился. Определили его в ту же бригаду, где раньше работал, – новичков там не много прибавилось. Да и те его, вслед за старшими, не по имени называть стали, а как все – просто Другом. Очень уж подходило к нему это прозвание.