Читать «ОБРЫВ на краю ржаного поля ДЕТСТВА» онлайн - страница 14

Джером Дейвид Сэлинджер

— Пожалуй, пойду. Ещё увидимся.

— Давай. — Не плакать же с тоски всякий раз, как он отваливает.

Старина Страдлейтер стал снимать куртку, галстук, всё такое:

— Побреюсь-ка по-быстрому.

Борода у него здорово прёт. Правда.

— А где ж подруга? — спрашиваю.

— Ждёт внизу у проходной.

Он вышел из комнаты с бритвенными принадлежностями да полотенцем под мышкой. Без рубашки, и вообще. Вечно ходит голый по пояс — считает, дескать охренительно сложён. Телосложенье впрямь клёвое. Тут уж ничего не попишешь.

4

От нефига делать я пошёл в умывалку побазланить с ним, пока морду бреет. Все ещё на игре, потому кроме нас никого не наблюдается. Зато жара стоит адская, аж окна запотели. Вдоль стены там с десяток раковин. Страдлейтер расположился у средней, а я, сев на соседнюю, начал включать-выключать холодную воду — привычка у меня такая дурацкая. Страдлейтер брился, насвистывая «Песню Индии». Свистит он пронзительно да вечно врёт, а напевы выбирает, какие даже большим мастерам высвистеть трудновато — вроде «Песни Индии» или «Убийства на Десятой улице». Короче, сплошная каша.

Помните, я говорил, мол Акли нечистоплотный? Ну дык вот — Страдлейтер тоже, но только чуток по-другому. Неопрятность у него как бы скрытая. Выглядит он всегда хорошо, в смысле Страдлейтер, но посмотрели б вы, скажем, на его станок. Чертовски ржавый, забит засохшей пеной, волосками, дерьмом всяким. Сроду его не мыл, не чистил. После наведенья марафету выглядит всегда хорошо, но при том в глубине души остаётся поросёнком — уж я-то знаю. А марафет наводит, поскольку безумно себя любит. Считает самым красивым чуваком в западном полушарии. Спорить не стану — впрямь довольно красивый. Но только из той породы красавчиков, кого чьи-нибудь родители видят на общем снимке и тут же спрашивают: «А это кто?» В смысле, красота у него по большому счёту снимочная. В Пенси многие чуваки, по-моему, гораздо красивей Страдлейтера, но на снимках отнюдь не красавчики. У них какие-то огромные носы, или уши торчком. Сплошь эдак происходит.

Короче, сижу на раковине рядом с бреющимся Страдлейтером, играю водой. На голове всё ещё красная охотничья кепка — козырьком назад, и вообще. Честно — прям от неё балдел.

— Слушай, — говорит Страдлейтер. — Хочешь сделать мне большое одолжение?

— Какое? — спрашиваю. Без особого задора. Вечно просит сделать большое одолжение. Вообще красавчики да чуваки, считающие себя обалденно крутыми, всю дорогу просят сделать большое одолженье. Им кажется, раз они от самих себя торчат, ты тоже от них тащишься, прям умираешь от желанья сделать им одолжение. Где-то у них вроде как замыкает.

— Сегодня куда-нибудь идёшь? — спрашивает.

— Наверно. Или нет. Не знаю. А чё?

— Да к понедельнику надо прочесть чуть не сто страниц насчёт наследия. Не напишешь мне сочиненье по английскому? Не сдам в понедельник — хана; оттого и спрашиваю. Напишешь?

Во хохма. Нет, правда.

— Меня выгоняют из грёбаной шараги — а ты просишь написать чёртово сочиненье.

— Да знаю я. Просто не сдам — и хана. Будь другом. Дружищем. А?

Ответил я не сразу. С говнюками вроде Страдлейтера лучше чуток потянуть.