Читать «Шайтанкуль - чёртово озеро» онлайн - страница 48

— Что гадать-то теперь?.. И три дня подожду, и неделю, — решил Старик.

А может, не ждать Кадыра? Может, на джайляу пойти? За три дня, пожалуй, доковыляет до жилища чабана. Вот удивится тот, увидев Старика.

Пока думал, пока размышлял вслух отшельник, лодку чуть до краёв водой не залило. Опомнившись, схватился он за кастрюльку, стал вычёрпывать воду. Затем с новой злостью налёг на вёсла и в один бросок до берега доплыл. Работая вёслами, думал о том, что возьмёт да и останется у казахов на джайляу. Станет обеды им готовить. Ведь звал Кадыр. Гляди, как помрёт, и закопают в землю по-человечески. Если среди людей жить будет, то ещё лет пяток проскрипит. А может, и больше. Почему бы и нет? Почему бы не пожить хоть перед смертью нормальной жизнью? Неужто не оплатил долгов, неужто не заслужил?

Эта мысль показалась ему настолько правильной, что он уже представлял себя побритым, в чистых рубахе и штанах. А как спросят: кто и откуда, что ответит? Но кто спросит? Кадыр, что ли? Чабан не спросит.

Нет, не вернётся больше Старик на проклятый остров среди проклятого озера Шайтанкуль. С чабанами доживёт свой век: газеты будет читать, радио слушать, хоть, умирая, будет знать, какой мир покидает. От этих мечтаний так светло, так легко ему стало…

Уж когда лодку стал вытаскивать на берег, Старик увидел знакомую торбу из мешковины, придавленную гранитным валуном, на котором, кося на торбу мутный жёлтый глаз, сидел знакомый хозяину Шайтанкуля старый кобчик, словно Кадыр, уезжая, оставил его сторожить свои подарки до прихода Старика.

Как и отшельник, кобчик совсем сдал за последний год: почти полностью вылезла, облысела его макушка, гнойно слезились усталые глаза, исчезла горделивая осанка. Видимо, врут люди, рассказывая, что орлы, почувствовав старость, немощь, кончают жизнь самоубийством, падая с огромной высоты на землю.

Увидев человека, кобчик нехотя взмахнул крыльями, отлетел шагов на двадцать от торбы, а отшельник, бросив лодку, побежал к камню, споткнулся перед ним, упал, потянул к себе торбу. Мешок развязался. Вместе с бутылкой водки выкатился из него листок бумаги, скрученный в трубочку.

Старик развернул бумагу. На ней химическим карандашом были начертаны корявые буквы:

/Три дня тибя ждал. Ты наверно сдохла дикий руский старик. И если не сдохла тибе подарка от Кадыр. Мой джайляу другой места тепер. Не приедем мы болша. До свиданий дикий руский старик!/

"Как же так? Как же так?" — спрашивал себя отшельник. Ведь он хотел идти с чабаном, а тут… Значит, не умереть ему среди людей? А если всё-таки пойти? Пойти к ним, людям? Пойти туда, откуда пришёл сюда, на озеро? Ведь он помнит, он не забыл дорогу.

Но много лет назад, перебираясь на Шайтанкуль, он шёл десять дней. А сейчас хватит ли ему сил и духа без пищи и воды тащиться через жаркую пустынную степь? Нет, скорее он умрёт среди начинающего зеленеть ковыля, среди пахучей полыни, и шакалы с корсаками растащат его кости по балкам. Уж не лучше ли дотянуть до осени на острове и умереть в собственноручно вырытой могиле?

Сомнения не покидали Старика. А вдруг попутчик ему встретится? Почему не рискнуть в последний раз? Не всё равно ли ему: отчего сдохнет — от жары, голода или усталости? Не всё равно ли ему будет, в каких балках омоются скупыми степными дождями его кости? В конце концов он грустно подытожил: