Читать «Парижские подробности, или Неуловимый Париж» онлайн - страница 89
Михаил Герман
Кокто полагал, что французский язык жесток, отвергает полутона, а Жид сравнивал его с пианино без педалей. Это – случай Мопассана. Кстати сказать, и в лучших переводах его стиль кажется ясным, простым и прозрачным, как у Мериме, на деле же его язык чрезвычайно нюансирован и богат, и русские синонимы упрямо не совпадают с французскими.
Иллюстрировали Мопассана множество раз, но занятие это бессмысленно именно потому, что он в принципе не нуждается ни в какой большей, чем он сам выбрал, договоренности. Его фразы, каждое слово дают воображению и разуму читателя настолько много, что перевод его текста в изображение избыточен, а часто и вульгарен. Прозрачность, жесткость, предельная определенность, умение писать о самом интимном, всегда и безошибочно останавливаясь на последней, требуемой вкусом грани, – все это не допускает дальнейшей материализации. Мопассан сказал
Канал Сен-Мартен
Именно эта окончательность французам мешает. Откровенное описание поступков их, разумеется, не смущает, просто сами по себе они им известны, читать о них не так уж и интересно, а холодный диагноз, таящийся в отточенной стилистике Мопассана, слишком жёсток.
Писатель задевает читателя вовсе не «непристойными» сценами – настоящая порнография в его времена процветала. Интеллектуальные плебеи оплевывали «Олимпию» Мане: картина им казалась скабрезной, они и сами не понимали, что не нагота, а непривычно простая, лишенная слащавости и даже чувственности живопись их раздражает и даже пугает. Так и с Мопассаном. Хотя как он умел писать о нежной, глубокой, трагической любви – вспомните «Сильна как смерть»!
Когда французы утверждают (я слышал такие суждения не раз), что они «самая стыдливая нация в мире», они имеют в виду не поступки – слова.
Неопрятная откровенная словоохотливость им претит. Но ведь нет сколько-нибудь разумного человека, который не тщился бы заглянуть в глубины своего «я». Грозные тайны подсознания притягательны для всех, французы, однако, предпочитают обсуждать их не между собой, а наедине с книгой. В России порой и тонкий читатель избегает Достоевского, ощущая его слишком глубокое знание наших душевных тайн. Мопассан, несомненно, для французов тоже (в ином совершенно аспекте) словно бы докучный свидетель. К обоим можно отнести слова Пушкина о Лоренсе Стерне: «Несносный наблюдатель! знал бы про себя!..»
Достоевский французскому разуму и чувствам ближе, чем Мопассан. Французам