Читать «Парижские подробности, или Неуловимый Париж» онлайн - страница 78

Михаил Герман

К концу трапезы, на случай, если голод еще давал бы о себе знать, подали блюдо со всякой всячиной, блюдо такого объема и таких размеров, что его с трудом можно было бы прикрыть тем золотым подносом, который Пифий Вифинский подарил царю Дарию. В эту всякую всячину входило множество различных супов, салатов, фрикасе, рагу, жареная козлятина, говядина жареная, говядина вареная, мясо, жаренное на рашпере, большие куски солонины, копченая ветчина, божественные соленья, пироги, сладкие пирожки, груды фрикаделек по-мавритански, сыры, кремы, желе и разных сортов фрукты.

Так писал Рабле, и это – почти поэзия! Понимал это и Пушкин, и это уже просто поэзия, не так ли?

Пред ним roast-beef окровавленныйИ трюфли, роскошь юных лет,Французской кухни лучший цвет,И Страсбурга пирог нетленныйМеж сыром лимбургским живымИ ананасом золотым.

Сыр и вино

Конечно же, когда француз долго выбирает вино, сосредоточенно советуясь с сомелье, подойдет ли оно к рыбе, не слишком ли оно плотное, тяжелое, терпкое etc. (на этот счет существует тьма специфических терминов, доступных порой только опытным энологам), посмеяться над этим может лишь тот, кто не понимает и не желает понять: в другой стране живут по-иному. И дело не в богатстве – человек и со скромным достатком знает в еде толк и в хорошем заведении покажет себя гурманом. Во Франции – и к этому возвращаться придется не раз – удовольствие физическое и духовное практически неотделимы друг от друга, не говоря о том, что удовольствие – важнейшая, почти философская жизненная категория. «La vie est belle!» – это французское восклицание касается не только красоты окружающего, но и вкуса обеда.

Но все же случаются ритуалы, где вежливость обретает черты некой избыточно-приторной игры, церемонной салонности, правила, которые полагается соблюдать неукоснительно. Но стоит ли судить! Еще раз напомню слова Гертруды Стайн о французах: «к роскоши они относятся естественно: если она у вас есть это уже не роскошь а если у вас ее нет это еще не роскошь». И еще – роскошь может быть, так сказать, кусочком жизни, удовольствием. Почему бы и нет!

Может быть, мы все же чего-то не поняли? Как говорил о еде обаятельнейший персонаж Толстого бонвиван Стива – князь Степан Аркадьевич Облонский, «что ни говори, это одно из удовольствий жизни». Однажды француз – служащий в бюро «Air France» близ Люксембурга, – с которым мы давно знакомы и порою ведем незатейливые беседы, заметил, когда мы обсуждали гомерическую помпезность дорогой кухни официально признанных лучшими мишленовских ресторанов: «А может быть, очень богатые люди иначе воспринимают удовольствие от еды, чем мы? У них другие ощущения, привычки, да и все у них другое. Такое, чего мы не знаем!» Он сказал это без осуждения и без восхищения, тем более без зависти. И добавил: «А они не знают того, что знаем мы, мсье, не так ли?»