Читать «Парижские подробности, или Неуловимый Париж» онлайн - страница 80

Говорят, что вид на Эйфелеву башню с Правого берега, с высоты Трокадеро, этот всем знакомый вид, – банален. О нет. Он великолепен!

Миллионы, миллиарды открыток, изображений на сумках, блузках, бейсболках, вульгарные миниатюрные и гигантские модели, башни-часы, барометры, термометры, брошки, брелоки, чернильницы, перечницы etc. – ничто не способно отнять хоть толику божественного величия от этого отважного сооружения.

Эйфелева башня

«Не надо злословить по поводу общих мест. Нужны века, чтобы создать каждое» (мадам де Сталь). Париж не боится избитых истин, и взгляд всегда находит радость в отчаянном взлете башни, в высоких облаках над нею, в тумане, где, случается, прячется ее верхушка, в пыльной осенней позолоте деревьев Марсова поля, рядом с которыми прихотливые и вместе аскетичные конструкции кажутся еще грациознее и значительнее.

А возвращаясь к максиме мадам де Сталь, следует сказать, что башня строилась отнюдь не «века», зато входила в сознание мира действительно очень долго. И победа ее над общественным мнением – окончательная и триумфальная.

Феерический процесс ее возведения стал спектаклем длиной в два года – приходить смотреть, как она строится, сделалось модным. Но сооружение трехсотметровой башни, грозившей изменить столицу, превратиться в ее «зрительную доминанту», приводило в смятение даже радетелей новизны.

Эйфелева башня в самом деле изменила Париж: он стал иным и для тех, кто взглянул на город с высоты в триста метров, и для тех, кто увидел в облаках вершину башни. Здесь алгебра, поверенная гармонией (Пушкин), явила совершенный синтез со стилистикой ар-нуво (art nouveau). В литературе ее восславили Аполлинер и Кокто. Супо писал: «Видимая сквозь деревья, Эйфелева башня представала деянием, исполненным отваги и гордости».

Логика совершенной функциональности, единство стиля во всем, от размаха устоев до лифтовых механизмов и заклепок, – все это придает сооружению некую вечную значительность. Небоскребы Дефанса и других окраин давно переросли ее, но, как известно, не высота определяет впечатление монументальности, а место и пропорции. И с Правого берега – от Трокадеро, и от Эколь Милитер – с Левого берега (это, так сказать, «канонические» точки зрения) она не перестает восхищать масштабом и тяжкой точностью, с которой стоит на земле.

Телефонная будка. Площадь Ростана

Башня подстерегает нас и бережет, пугает и забавляет. «Вы в Париже, – напоминает она, – я всегда здесь!» Весело и даже немножко страшно, когда в случайном просвете улицы Она возникает совсем рядом, видимая лишь небольшой, но гигантской своей частью, сплетением могучих ажурных конструкций, уходящих в головокружительную высь, и можно различить отдельные балки, крепления, даже заклепки и эту геометрическую машинную «жюльверновскую» орнаментику. Циклопический фантом, несоразмерный обычным домам и общим пропорциям города! И даже опытный путешественник, которого не удивишь и подъемом на нью-йоркский Эмпайр-стейт-билдинг, глядя снизу на эти металлические балки, арки, кронштейны, тросы, на алые коробочки лифтов, уже более ста лет возносящиеся на трехсотметровую высоту, на парижское небо, кажущееся совершенно феерическим и еще более парижским сквозь эти, простите за трюизм, «железные кружева», испытывает и восторг, и наивное удивление тем, что на исходе позапрошлого века сумели выстроить нечто подобное.