Читать «Парижские подробности, или Неуловимый Париж» онлайн - страница 52
Михаил Герман
Конечно, она была задумана и построена иной.
Площадь Согласия. Морское министерство
В кино есть такое понятие – «двойная экспозиция»: сквозь одно изображение просвечивает другое. Я помню много старых гравюр, картин, фотографий, и порой мне удается разглядеть сквозь зыбкий калейдоскоп нынешней площади ее былую патрицианскую пустынность, ее продуманный и просчитанный простор.
Когда в 1772 году любимый зодчий Марии-Антуанетты Габриель начал планировку огромной площади Людовика XV, распахнутой в сторону реки (через нее в этом месте еще даже не построили мост), то была, по сути дела, уже окраина Парижа. Бронзовый Людовик XV на коне работы Бушардона и Пигаля, водруженный посреди площади, словно бы возвращался в Тюильри от Елисейских Полей, оставляя за спиной грандиозное будущее знаменитого проспекта, тогда являвшего собою пригородные рощицы и аллеи. «Для всех возрастов и всех сословий любимым местом сборища являются Елисейские Поля: деревенский характер местности, украшенные террасами дома, кафе, больший простор и меньшая симметричность – все привлекает туда» (Мерсье). Пышную статую дополняли у пьедестала фигуры Добродетелей (Сила, Справедливость, Осмотрительность и Мир), которые помогали королю, как выражались тогдашние льстецы, «властвовать в сердцах». Непочтительные подданные тут же сочинили стишок:
Редкое благородство зданий, ясная ритмика их строгих коринфских и все же отточенных эхом рокайля колоннад, действительно словно изваянных из шероховатого светлого камня, Сена, на которую открывалась площадь, – все это с самого начала словно бы утверждало в Париже вечность.
И опять – одна эпоха видится сквозь другую.
Речь не о том, чтó я знал благодаря усердному изучению истории в пору работы над книгой о Давиде и прочитанной в те годы целой библиотеке (не уверен, написано ли о каком-нибудь периоде больше, чем о Французской революции!), речь скорее о беспощадных вспышках живущих в памяти ассоциаций и, конечно же, об этих балаганах, из которых до самой Конкорд все еще доносилось страшноватое веселье «Карманьолы»:
Спустя пятнадцать лет после ее завершения, в 1790-е, площадь Людовика XV уже называлась площадью Революции (Place de la Révolution). Рядом, там, где теперь проходит улица Риволи со стройными, чопорными аркадами, в бывшем манеже Тюильрийского дворца оборудовали зал для заседаний Конвента; в нем же происходили и суды, пославшие на гильотину многих, в том числе и короля.
Бронзовую статую конного Людовика XV отправили на переплавку, а на ее пьедестал водрузили гигантскую позолоченную фигуру Свободы из кирпичей и гипса. На голове у нее был красный фригийский колпак, в руке копье. «Свобода, Свобода, сколько преступлений совершается твоим именем!» – воскликнула, взойдя на эшафот, мадам Ролан. «Безумием революции было желание водворить добродетель на земле. Когда хотят сделать людей добрыми, мудрыми, свободными, воздержанными, великодушными, то неизбежно приходят к желанию перебить их всех» (Анатоль Франс).
