Читать «Парижские подробности, или Неуловимый Париж» онлайн - страница 51
Михаил Герман
У Бодлера есть строчки:
Именно сочетание роскоши, порядка и красоты делают здесь пышность, можно сказать, категорией эстетической.
Французский триколор, опущенный из-под свода арки, чуть вздрагивает над огнем Могилы Неизвестного Солдата, в сознании – обвал ассоциаций: и воспоминания о первых увиденных когда-то открытках, и роман Ремарка, и десятки фильмов, и собственные свидания с этой громадиной – прекрасной и нелепой, элегантной и претенциозной и все же несказанно прелестной, парижской, вечной, навсегда вонзившейся в память. Будто горельеф Рюда «Марсельеза» на пилоне арки заставил впервые зазвучать этот лучший в мире гимн, будто снова «пришел день славы» – «Le jour de gloire est arrivé!».
Я видел арку в первой в жизни экскурсии по Парижу летом 1965 года, выбеленную августовским зноем, видел в вечерних прожекторах, видел ее в туман и дождь, под ледяным февральским солнцем и в зимнем густом, как на картинах Марке, тумане. Я помню ее по страницам Ремарка:
Она раскинулась… в струящейся серой мгле, величественная и бесконечная. Туман сгустился, и улиц, лучами расходившихся во все стороны, не было видно. Видна была только огромная площадь с висящими тут и там тусклыми лунами фонарей и каменным сводом Триумфальной арки, огромной, терявшейся в тумане; она словно подпирала унылое небо и защищала собой бледное сиротливое пламя на Могиле Неизвестного Солдата, похожей на последнюю могилу человечества, затерянную в ночи и одиночестве.
Ощущение прямой, стремительной и открытой перспективы осталось доныне, несмотря на новые постройки, а может быть, отчасти и благодаря им. «С площади Людовика XV открывается восхитительный вид. Начиная от дворца Тюильри вплоть до Нейи взор не встречает на своем пути никаких препятствий» (Мерсье). Когда смотришь на Триумфальную арку от площади Согласия – когда она возникает за Обелиском, когда видно, что она венчает высокий холм, на который, как прибой, накатывается, взлетает мостовая Елисейских Полей, окаймленная деревьями, можно оценить, как безошибочно и надменно поставлена она Шальгреном и как сохранена целостность впечатлений огромного пространства, по которому взгляд пролетает подобно стреле.
Сквозь искристый блеск зелено-черно-золотых фонтанов мерещилась и прежняя площадь. И вот еще одно парижское чудо: эти дворцы действительно шедевры зодчества; фонтаны же с их тяжелой позолотой, и статуи городов по углам площади, и знаменитый Обелиск – все это, в сущности, произведения далеко не строгого вкуса. Но зодчие сумели соединить, казалось бы, несоединимое. И создали воистину «бальную залу», где статуи, колонны, лампионы и фонтаны, как разодетые гости, кружатся в менуэте, создавая волшебный ритм сказочного празднества, где фригийские колпаки санкюлотов тоже мнятся лишь маскарадными костюмами. И подумать только – ведь это площадь, исполненная кровавых и страшных воспоминаний!
